Зимфира Павлова - Убийство по-соседски

Бабушка Нина, хотя и с челюстью красотой тоже как то не блистала, но свято верила, что она красотка. Седые волосы красила в ядовито-оранжевый цвет и блузки себе покупала яркие. Хоть и на рынке, хоть и дешевые, но обязательно яркие и «фасонистые».

Ну вот и молодец – считали многие. А ведь и правда – молодец!

Бабушка Нина, вся в нервах, сказала:

– Зиночка, ведь согласись, страшно подумать, никто посторонний из нашего подъезда не выходил и в подъезд не входил. Егор живет на пятом этаже, оба окна и из кухни, и из комнаты выходят сюда, во двор. Мы тут сидели, и утром он при нас побежал в магазин и вернулся с бутылкой.

Улыбался, веселый, поздоровался, как всегда здоровался. Молодец. (У бабушек, еще со времен их деревенского детства, критерием хорошего человека служило то, что он всегда здоровается). Шел один. А часа через полтора подъезжает полицейская машина – и в наш подъезд заходит полиция. Мы тут у них конечно спрашиваем:

– В чем дело? Вы к кому?

А они говорят:

– Егор Русаков у Вас повесился?

– Батюшки! Да как же так?! Он же был веселый, шел с бутылкой. Чего бы ему вешаться то? Он конечно с морей, с заработков приехал нервный. Да ведь уже две недели, как от туда вернулся, деньги недавно получил, еще не пропил, не успел бы, только начал. И с чего ему, молодому, вешаться? Когда, мать его царство ей небесное, померла два года назад, он конечно пить начал больше, но ведь пьют мужики, заразы, многие, чуть не каждый день квасил. И жены их с ними же многие пьют. В нашем вон подъезде 15 квартир и добрая половина жильцов – пьют. Да и в любом доме то же самое, если не хуже. Пьют, жизни нормальной не видят. А уже если и бабы пьют, те похлеще мужиков алкоголички. Кто бы придумал лекарство от пьянства – тому Нобелевскую премию. И золотой памятник во весь рост. У нас в подъезде только на втором этаже никто не пьет. А так на других этажах пьющие жильцы хоть в одной квартире, но есть. Пьют, за квартиру не платят годами. Я на еде копейки экономлю, на одну пенсию живу, а за квартиру плачу. У меня долгов нет. На всем экономлю. На старости лет жмешся во всем, и перед смертью не поживешь, как хочется. За границей пенсионеры путешествуют, а у нас государство отдает нашу нефть бессовестным делягам, эти хапуги нефтью торгуют и за наш счет у них миллиарды копятся, а мы нищие. Нищие! Специально нас так морят, чтобы поскорее сдохли, чтобы пенсию платить не кому было.

– Да Ниношка – прошамкала баба Маша.

– Правительство этими хапугами и поставлено, оно у них как марионетки, которыми легко манипулируют и управляют сверху за ниточки. Да што уш там, от нас то, што зависит? Зря только шипим, шебе же давление нагоняем. Ты лучше про вчерашнее Зине рашшкаши, она то ш нами не шидела, нишего не видела.

– Я то много чего видела, девочки – сказала гордо мадам Ромашкина, – но с начала вы мне расскажите.

– Да мы уже все рассказали, твоя очередь! – затараторила бабушка Нина. – Рассказывай быстрее, а то мне к парикмахеру надо. Записалась на 5 часов. Видишь, корни седые отрасли, торчат из под рыжих волос, уже ходить стыдно. А на рынке в киоске краска эта закончилась, которой я сама крашусь. Рассказывай Зиночка!.

– Да, девочки, рассказываю. Такого стаха натерпелась! – Мадам прижала кулаки к объемному бюсту и закачала головой. – Я спать теперь боюсь без света, а в подъезд ночью не выйду ни за что, лампочки горят всего на двух этажах, на третьем и четвертом. А у нас на первом – хоть вкручивай, хоть нет, все равно выкрутят. Заходишь – темно, как в могиле. О господи! А было со мной вчера вот что. Начну с утра.

Утром дочь моя зятя проводила на работу, внучка проводила в школу, и занялась готовить обед. У нее у самой был отгул. А я решила постирать. Мой зятюшка подарил мне автоматическую стиральную машину, сама стирает, полощет и выжимает – счастье.

– Зина, про свою машинку расскажешь потом – сказала бабушка Нина.

– Да, да, девочки. Так вот. Вы сами знаете, что я дружила с матерью Егора, покойничка, и ей царство небесное. Ой, хорошо, что она раньше него померла, не дай бог детей своих пережить. Пусть живут долго и счастливо дети наши. А про стрирку я сказала не просто так и не от старческого слабоумия, – сверкнул глазами Зинаида Алексеевна, – а потому, что в память Егоровой матери я о нем маленько иногда забочусь, вернее заботилась. Вот я и решила заодно постирать на машинке постельное белье Егору. Так – то он был чистоплотный, но с этой пьянкой стал опускаться. Пойду, думаю, возьму бельишко и заодно пожурю. Потопала на пятый этаж. Подхожу к двери, стучу, звонок то перегорел, не работает. Дверь толкнула – а она открылась. Не заперто было. Я захожу… Он висит в петле. Девочки, девочки! О-ёёёё-ёй!