Лилит Мазикина - Капли граната

Правильно он не предложил ей прийти со своим вопросом в своё бюро. Это дело было не для чужих ушей и глаз. Рука у господина Видока опять потянулась к бумаге, но он вовремя себя одёрнул и стал задавать вопросы. Девочка отвечала ясно и быстро; как обычно и бывает у цыганских детей, у неё был острый взгляд, хорошая память и смекалки в достатке. Все двенадцать человек, которые исчезли из-за неведомого преследователя, были взрослыми, притом никогда не старыми. Перед тем, как уйти, они не бормотали, не вращали глазами, будто что-то видят, не делали знаков окружающим, хотя всё видели и понимали – только словно становились равнодушны. Следили, чтобы не зайти в огонь, ели то, что дают, отстукивали ритм на бубне…

Заколдован оказался только отец Аннетт. А мама пыталась его остановить. И вот уже много дней она не видела ни одного, ни другую, и старший брат велит ей об этом не думать – а она думает и думает.

Информации было так мало, что господин Видок понял – разговора с другими цыганами не избежать. Только говорить с бывшим легавым они, пожалуй, не станут. Он задал Аннетт вопрос – если бы она ответила «да», была бы надежда. Аннетт ответила «нет», но потом добавила кое-что, от чего господин Видок воспрял духом.

***

– Вот ты каков, Габек! Карон не так много говорил о тебе, но всё же он был добрым товарищем, и я пришёл на помощь сразу, как она понадобилась! Здоровья тебе и всем твоим близким, брат Карона!

Тот, кого назвали Габеком, вздрогнул и обернулся. Вздрогнули и все, кто сидел возле очага в убогом домишке, где разместилось всё племя Аннетт, и принялись рассматривать пришельца. Без сомнения, цыганом он не был, да и не стал бы цыган обращаться к своим на французском языке. Вошедший был не совсем уж стар, но и не так, чтобы молод; не высок и не низок; волосы у него были рыжеватые, кудрявые, и такие же бакенбарды, глаза – серые и обыкновенной формы, нос – прямой, не слишком большой, хотя и совсем не маленький, губы не тонкие и не толстые, подбородок круглый и чисто выбритый. Изо всех особенных примет можно было заметить только, что гость широкоплеч и, видимо, очень силён. Опыт говорил цыганам, что в трости в его руке наверняка есть, что называется, начинка.

– Кто ты такой и что ты, ч… ч… – поймав себя за язык, чтобы не накликать лишней беды к уже свалившейся, обратился к гостю Габек. – Что ты сделал с нашими собаками?

Обыкновенно цыганские собаки чужаков не кусали, чтобы не было потом разборок с полицией, но лаяли очень громко и задерживали робких душой, щёлкая зубами подле человеческих лодыжек. На этот раз ничто не предупредило цыган о незваном госте, и это пугало.

На самом деле, конечно, это Аннетт одним ей известным способом успокоила собак во дворе, но Видок с ней условился, что цыгане об этом не узнают.

– Как, разве ты не видишь? Я думал, меня все нормальные воры знают, я же предатель всего воровского племени, бывший полицейский, тот, кто поймал Алхимика. Как, ты думаешь, может избавить от колдуна тот, кто сам с ведовством не знается? Как, ты думаешь, столько лет может входить в банды неузнанным тот, кто не умеет менять внешность? Я – Эжен Франсуа Видок, друг Карона. Мы с ним одно время вместе ходили, и в память об этом я цыган никогда не трогал.

Это было правдой: в обязанности Видока допрежь входила охота только за огромными шайками, убийцами, грабителями, профессиональными ворами. Маленькие цыганские племена, хотя и не сторонящиеся мелкого воровства и мошенничества, его делом не были. Но о Видоке, как он и догадывался, они слышали – хоть и не от Карона, который Видока-то и знал некогда под другим именем.

– Он оборотень… Он меняет рост и лицо, может обернуться женщиной, об этом все говорят, – сказала мать Габека по-цыгански. Видок её не понял и внутренне напрягся, зная, какой авторитет в цыганских семьях у старух. Вели она сейчас растерзать его на клочки, и драка выйдет очень тяжёлая. Но виду сыщик не подал и с почтением ей поклонился, спрашивая:

– Не матушка ли вы Карона? Мне кажется, я видел вас возле Лувена, когда мы с ним шли из Мехельна.

– Я его мать, – сказала старуха. – Так и есть, я видела тебя там, я тогда ходила ещё с Кароном. Все, кто ходили тогда с Кароном, после смерти его здесь. Узнаёшь ли кого-то ещё?

Видок обвёл глазами комнату и вздохнул:

– За эти годы дети выросли, юноши и девушки переженились, мужчины и женщины состарились… Только ваше лицо мне знакомо.

– Я тебя помню, ты сбежал тогда от нас, только мы заговорили о деле, – подала голос другая женщина, лет, может быть, сорока. Она смотрела на Видока прямо и недоверчиво, не делая, как другие, знаки от колдовства.