Валерий Воскобойников - Экстрасенс

– Доктор, ты чего не такой? – заволновались соседи, когда он вернулся в комнату.

Николай лишь удрученно махнул рукой. Пересказывать дурацкое заявление именинника – нарываться на новый «инциндент». Тогда и в самом деле можно проститься с надеждой.

– Именинничек-то наш не прост, – лишь сказал он.

И соседи поняли все.

– Ну сука! – изумился один из недавно подселившихся жильцов. – Сам же заварил, и сам настучал.

– Только не тут, на улице поговорим, по-трезвому, – предложил Наумыч, – чтобы Доктору путевку на волю не смазать.

Пожилой, всегда спокойный человек с большой лобастой головой и седоватым ежиком подставил эту свою голову под проволочный нож полуавтомата, и нож в одно мгновение отрубил ее.

За четыре дня до этого в их комнате случилось примерно то же самое, что и в комнате Николая. Была пьяная драка, только с более тяжкими последствиями: выбили оконные стекла, кровью залили пол и забрызгали стены, на «скорой помощи» увезли двоих.

Фамилия пожилого, всегда уравновешенного человека была Потапов. Через полтора месяца он, как и Николай Николаевич, надеялся на досрочное освобождение.

Николай Николаевич не знал, как и о чем они поговорили с майором, но в результате майор объявил Потапову, что тот отбудет весь срок, от звонка до звонка.

А теперь голова Потапова, сброшенная с ленты конвейера, лежала на цементном полу и смотрела на всех широко открытыми глазами. Тело же, обхватив руками металлический корпус, висело сбоку конвейера. И Николаю Николаевичу на секунду показалось, что это просто такой прикол – абсолютно же здоровый и целый Потапов нагнулся и рассматривает что-то на полу с другой стороны конвейера. Или дурное кино, где тело в конце концов подхватывает руками собственную голову и ставит ее на место.

Кто-то, быстрее всех сообразивший, что делать, вызвал по внутренней связи инженера по безопасности. Остальные из всех трех бригад стояли, сгрудившись, и молча смотрели в остановившиеся глаза Потапова.

– Переживал сильно… – объясняли люди из его бригады.

– Дни до воли пересчитывал, жена, говорил, на двадцать лет младше….

Прибежал инженер по безопасности, ругаясь густым матом, стал вызывать «скорую помощь».

Но прибывший со «скорой» врач лишь развел руками:

– Я-то что могу сделать? Мы головы на место не пришиваем.

– Но вы хоть в больницу увезете, – стал было убеждать инженер.

И врач взглянул на него как на сумасшедшего:

– В больницу мы увозим больных. А для таких – труповозка. Туда и звоните.

Все следующие дни Николай приказывал себе о своем сроке не думать. Только это не получалось: о возможной свободе забыть невозможно. До выездной сессии оставался лишь месяц.

– А то, может, задержитесь? У сына через неделю экзамен. Шучу, шучу, – проговорил майор, увидев, как переменилось лицо Николая Николаевича.

Был конец мая. Здесь, под Выборгом, еще только отцветала черемуха, а в Питере в садике за Александро-Невской лаврой, куда они ходили с Димкой гулять, уже распустилась сирень.

– Документы ваши готовы, так что счастливый путь. – Майор улыбнулся. – До свидания говорить не буду. Хотя адресок ваш у меня есть, может, с сыном заглянем, сэр.

Пятьсот пятьдесят дней Николай Николаевич ждал этого мига и не думал, что все будет до такой степени буднично.

Никаких отвальных он делать не собирался. Избави Бог, еще вляпаешься в ЧП. Просто все пошли в смену, а он отправился к майору. Готовясь к тому, что в последний момент что-нибудь окажется не так и ему придется догонять своих, стоять у конвейера, ловя сырые скользкие кирпичи.

Странно, что, когда он шел к электричке, ему вдруг стало грустно. И пожалуй что страшно – полтора года все в его жизни было расписано. А теперь, прямо с этих минут, начиналась абсолютная неизвестность.

С директором мурманского института полдня не хотели соединять.

– Павел Григорьевич проводит совещание, позвоните позже, – говорила незнакомая секретарша.

Прежние голос Николая Николаевича узнавали мгновенно.

– Я по междугородному, из Петербурга. Вы скажите, когда мне лучше его застать?

– Через полчаса позвоните, я думаю, как раз он освободится.

Но через полчаса уже другой голос отвечал:

– Павел Горигорьевич только уехал. Позвоните часа через три.

– Коля, честное слово, плюнь на этот Мурманск, что-то не лежит у меня к нему сердце, – уговаривала Вика.

Она взяла неделю отпуска, чтобы побыть всей семьей вместе.

– Тебя же зовут в Ботанический институт.