Сергей Степанов-Прошельцев - Уроки «химии». Из жизни условников

Но странная улица в честь того, кого на самом деле не было, живёт не менее странной жизнью. С тюрьмой соседствуют роскошные особняки и ветхие халупы. Забором, как лагерь колючкой, огорожен Петропавловский собор. Парк, как магнитом, притягивает велосипедистов. У них тут сходняк, какие-то призовые пробеги…

Обо всём этом Санлеп узнал позже. А в тот момент он готовился ко второй ходке за решетку. Пермская тюрьма, как многие другие тюрьмы, подавляла своей архитектурой. Экая громадина! Корпуса высоки, расположены в виде буквы «П». Чтобы попавшего сюда никто не видел, кроме пупкарей-вертухаев и таких же, как Санлеп, зэков. Всё продумано, как у составителей кроссвордов. Максимум три месяца изоляции – и человек перестаёт думать о воле. Вертухаи, кум, следователь – все впересвист внушают сидельцу, что он живёт несвободой, что надо забыть о том, что было вчера, в прежней жизни. Впрочем, и сам унылый камерный интерьер тому способствует, и подозреваемый – пока у него только этот статус – уже не ожидает ничего хорошего, да и в тюрьме ничего хорошего ждать нельзя. Никакого улегчения не предвидится.

Впрочем, дело даже не в тюрьме. Дело в самой заскорузлой системе. Закон, Конституция – всё это филькина грамота, непонятно для кого писаная. Тюрьма и зона скопированы с модели государственного устройства. Здесь есть всё: и народ – зэки, и чиновники – представители администрации, и охрана – пупкари и часовые на вышках, и хозобслуга – бычарня, и абвер – кумовьё, бесчисленные стукачи и наседки, и своя индустрия – промка или рабочка, и даже увеселения – кино по воскресеньям. И везде, как и во всей стране, процветают беззаконие и коррупция. Только ещё более бесстыдные. И трудно требовать от преступников не нарушать закон, если их помещают в такую атмосферу. Отсюда и главный вывод: тюрьма наша нацелена на уничтожение человека как личности и просто, чтобы его крючить, то есть, на элементарную ликвидацию, а не на перевоспитание. Значит, тут основная задача зэка – не сломаться.

Тюрьмы, кстати, бывают разной масти. Как и те, кто их населяет. Эта разнота состоит в основном из «черных» и «красных». Зоны тоже. Только «химики» бесцветны, как моль.

Строго говоря, окрас зависит от того, чьи понятия царят – ментовские или воровские. Пермская тюрьма тогда была «черной». Это означало, что братва могла столковаться с хозяином и главкумом насчет грева. Разумеется, и они в накладе не оставались. Но на что не пойдешь, если передачи тем, кто находится под следствием, тогда вообще не разрешались?! Такую безурядицу пережить трудно. В лагерях всё-таки полегче, но и там, чтобы получить дачку, нужно было отмотать полсрока. А если загрузили зэка, как самосвал, – от всей широкой судейской души? Скажем, пятнашку на уши повесили. Как тогда? Пройдет только семь с полтиной лет, прежде, чем придёт грев? Да за это время и коней нарезать можно. Если же ты в тюрьме на строгом режиме – вообще капут. Первый месяц питают баландой по пониженной норме, могут и в одиночку закрыть. Это сейчас – другой компот: продукты в камерном душняке тухнут, съесть их не успевают. А в то время – в хатах голяк, куцая мечта о пайке хлеба, не больно-то пожируешь. Но вот выходили как-то из положения. С зубовным скрипом, если зубы ещё присутствуют, если не обломали их на сухарях.

Ну как тут не вспомнить царские тюрьмы! Ежедневный рацион зэков в начале ХIХ века включал в себя полтора килограмма хлеба, фунт мяса, 100 граммов крупы (обычно варили пшенную или гречневую кашу, приправляя её салом) и 10 золотников соли (42 грамма). В середине позапрошлого века зэков неожиданно побаловали молоком и овощами. Чтобы не было цинги, им выдавали чеснок и лук.

А взять режим содержания. Арестантам можно было гулять по двору до захода солнца, они устраивали концерты, чаепития, митинги. За целковый охранники приносили из соседней лавки и вино, и водку, и фрукты. Ну, чем, спрашивается, не курорт? Кому такая отсидка лафой не покажется?

В Пермском СИЗО, как и в других тюрьмах, была и «обиженка». В ней мариновали засвеченных стукачей – выломившихся из общака, а также опущенных. Тубиков – больных с открытой формой туберкулёза держали тоже отдельно. Согласно легенде в начале 60-х годов в камеры набивали всех скопом – и это было действенным средством ломки инакомыслия. Диссиденты, изнуренные длительным пребыванием в карцере, тотчас же заражались. И уже не пороли горячку, как раньше. Болезнь подтачивала силы.

5

В тридцатые годы перевоспитание трудом называли «перековкой». Кто изобрёл этот термин, неизвестно. Он широко употреблялся в разговорной речи, в газетах и приказах ОГПУ. За строительство Беломорканала пятьсот больших и маленьких начальников и даже несколько заключённых были награждены орденами и медалями; каждого шестого зэка либо освободили вообще, либо скостили срок. Но политических это не касалось, а если и коснулось кого-то, то это расценивалось в верхах, как ошибка.