Марина Посохова - Петербург – город маленький. Серия «Трианон-мозаика»

Ах, какая жизнь после этого началась! Приехал батюшка веселый, с подарками для всех домашних. Спешно стали собираться, а пуще того – решать, как быть: то ли здесь, на родине, прикупить землицы, то ли уж сразу подмосковную деревню присматривать. Даже девиц к обсуждению допустили, рассудив, что заодно и вопрос о приданом можно с места стронуть. Ежели не одно большое имение покупать, а несколько поменьше, так и делить со временем не придется. А покамест написали дядюшке, Степану Тимофеевичу, на полковничье жалование уже лет десять тому назад купившему деревеньку в Московской губернии, что у него остановятся. Ну, собирались недолго, особо и нечего было складывать, и в дорогу пустились.

У дядюшки приняли радушно, разместились, как смогли. А тут новая напасть – из Москвы пришла весть, что государь император Павел Петрович прибывает в первопрестольную. Помимо прочих обязательных встреч, желает его величество увидеть тех, кого облагодетельствовал. Да не одних, а с чадами и домочадцами. Что тут началось! Матушка Дарья Петровна руками замахала, чуть в слезы не ударилась, дескать, ни за что не поедет – и сама осрамится, и родных осрамит. Решено было взять с собой девиц, им по молодости и незамужнему положению все равно рта никто открывать не позволит, а с лица обе пригожи, и статью Бог не обидел. И еще – вслух этого никто не произнес, но подумали об этом все – показать сестриц надо, когда же лучше-то, как не при монаршей к отцу милости? А глядишь, поближе к трону женихи получше соберутся, позавидней.

Началась кутерьма со сборами; перво-наперво выяснилось, что домашний портной с парадными дамскими нарядами никогда дела не имел, в нынешних модах не разбирается и дорогих тканей в глаза не видывал. Пришлось привозить из Москвы вертлявого нерусского портного, за огромные деньжищи наняли, еле-еле уговорили, чтобы подмастерьев не брал, а согласился на помощь дворовых девок и того самого домашнего портного. А вот на материях денежки поберечь не удалось, и так-то были дороги, а тут и вовсе цены до небес взлетели: заказчики, какие побогаче, скупали парчи – бархаты целыми штуками, чтобы не случилось конфуза, вдруг у кого из гостей окажется платье из той же самой ткани. Купцы и нос воротили, если покупатель желал на аршины мерить. Но все же платья для сестер были пошиты и в их спаленке под простынями висели. С куафюрами девицы придумали обойтись без расходов: двоюродная сестрица, Глафира, в Москве бывала и как нынче волосья модно укладывать, видела – у молодых девок глаз на такие штуки востёр. И ничего там особо хитрого не было, на греческий манер проще, чем по старой моде, когда из волос целые колокольни сооружали. Надобно только щипцами кудри подвить, да назади закрепить. У Степана Тимофеевича в кабинете стояли часы с литыми фигурками в виде наяд, сами-то они были в чем мать родила, а прически красивые, и со всех сторон видны. Глафира рассказывала, что иным дамам и девицам для пышности еще чужие покупные волосья приплетают, но тут тоже экономия вышла – у обеих сестер свои косы на диво хороши да густы были. Горничная девка загодя те греческие кудри на головах у Ираиды с Зинаидой опробовала, вышло не хуже, чем у наяд.

Вот с такой-то греческой головкой Зинаида по лугу перед домом босая набегалась, богиню из себя изображая, а сыро было, весна еще только-только наступила, платье до колен намокло. А наутро у бедной девицы губы простудой обметало, да как сильно! И пришлось Ираиде одной с отцом ехать в Москву. Приехали загодя, перед дворцом, где государь изволил принимать облагодетельствованных подданных, поистине вавилонское столпотворение наблюдалось. Пока пришло время царственным особам подъехать, настоялись отец с дочерью в густой толпе, едва ноги им не отдавили. Все норовили вперед подлезть, никто и не думал прекрасный пол пропускать. Не только батюшка пот с покрасневшего лица вытирал, другие тоже – вначале тайком, а потом уж в открытую, кое-кто и парик с головы сдергивал, не таясь лысину промокал. Дамы и девицы тоже не слишком вежливо толкались, без церемоний чужие наряды и уборы разглядывая. Ираиде особенно не понравилась одна разодетая барынька в невиданно высоком воротнике, не спускавшая прищуренных глазок с них с батюшкой. Барынька всё нашептывала, вывернув голову назад, другой даме, постарше, что-то не совсем лестное в их с батюшкой сторону. От долгого стояния и духоты ей почудилось, что голоса окружающих слились в надоедливый гул, а лица все стали казаться на один манер.