Влад Костромин - 700 граней

В дверь вошла сутулая и угловатая, с копной непослушных рыжих волос, норовящих вырваться на свободу из туго заплетенной косы, в одежке с чужого плеча и стоптанных туфлях, девочка.

– Здравствуйте, я Наденька, – она сделала неуклюжий книксен и поправила бордовый ранец с двумя лиловыми ромашками на боку.

– У нас сегодня просто день открытых дверей какой-то, – Криспиан плюхнулся в кожаное кресло. – Даже «Вокруг смеха» на ю-тюбе посмотреть некогда. Чего тебе надобно, чадушко? Филиппка ищешь? Так он в школу побежал, петушок пропел давно.

Темные тени под густыми ресницами девочки заволновались и уставились на него.

– Как ушел? Куда?

– В ш-ко-лу, – по слогам повторил мужчина.

– Химия – наука размытая, а не точная, – выдала девочка.

– Безусловно, – согласился Мартин.

– Я амулеты продаю, – Надя достала из джинсовых шорт прямоугольную коробку-пенал, – недорого, стопроцентная предоплата, самовынос. Интересует? – Надя улыбнулась и с забытым ощущением чуда приоткрыла крышку деревянного пенала, позволяя заглянуть внутрь. В коробке лежали четыре кружочка с квадратной дырочкой в центре. Китайские монетки с неопределенным рисунком, рядом – голубая шелковая лента. Надя хмыкнула и закрыла крышку.

– Не мой цвет, – Криспиан снова зевнул. – Иди и впаривай свои поделки Филиппам.

– А что ты ждал? Маленького ручного дракона? – девочка размахнулась, чтобы бросить коробку.

– Мусорить не надо, да? – Фабиолла щелкнула шнуром утюг, будто кнутом. – Живо собрала поделки в стиле фэн-шуй и быренько пошла в школу.

– Черт с вами! – Наденька скрылась за дверью, крикнув напоследок: – Володя Ульянов жив!

– Кстати, ты за кого голосовал? – спросил Фая Мартин.

– Я на выборы не хожу.

– Напрасно. Как можно выбирать что-то, не выбрав кого-то?

Неожиданно погода резко испортилась: небо налилось свинцовой тяжестью. Завибрировал мобильный на столе.

– Алло, – сказал Фай в трубку пневматической почты.

– Узнал? – замогильно проскрежетало из трубки.

– Нет, а вам кого?

– Известно кого… того, кто продал фамильные драгоценности…

– Нет его, – Фай заткнул трубку осиновой затычкой. – Ошиблись, – объяснил коллегами.

Раздался стук, массивная деревянная дверь распахнулась с неожиданной легкостью, вошел мужчина. Трудно было с точностью определить, сколько ему лет. На вид около шестидесяти, но сложения крепкого и здоровья, видимо, неплохого. В руке болтался тяжелый с виду подсвечник, накрытый стеклянным колпаком.

– Прошу прощения за внезапный визит, – сказал он, – но у меня в дороге начал заканчиваться бензин, а единственная заправка на дороге оказалась закрытой.

– Не, ну что ты будешь делать, – Криспиан распахнул руки, будто собираясь обнять вошедшего, но внезапно громко хлопнул в ладоши. – Откуда они сегодня лезут таким потоком?

– Клиповое мышление… – Фабиолла зевнула.

– Нечистью интересуетесь? – пришелец понизил голос.

– Нет, – Мартин снова нащупал черный томик. – Еще что есть?

– Овощи, домашний сыр, яйца, масло… лия и Иваси…

– Спасибо, у нас полно кошерной пищи, – покачал головой Криспиан. – Будете выходить, закройте дверь поплотнее, а то сквозняк как между мирами.

– Хозяин меня сожрет, – мужчина надрывно вздохнул и покинул офис.

– А у меня тоже история есть, – задумчиво сказала Фабби.

– Расскажи, – попросил Метов.

– Переехал к нам жить актер театра. Натура творческая, ранимая, сами понимаете. Водку только холодную и только с семгой. Очень обижается, что в подъезде его никто не узнает. Ходит по квартирам, раздает программки театральные и диски со своими записями. Он, оказывается, мало того что актер, так еще и певец.

– Кто-бы подумал, – хмыкнул Мартин.

– Дублер его попал под патронаж продюсера Вискаса и поехал по необъятным городам и весям России. Это у «творческой интеллигенции» называется «чёсом».

– Чесом? – не понял Фай, у которого кроме фамилии ничего общего с артистами не было.

– Чесом, – кивнула девушка. – Но не надо думать, что под кожу им внедрился чесоточный клещ. Вовсе нет. Красивое русское слово «чёс», помимо того, что позволяет использовать незаслуженно обделенную вниманием, но не Васи Васина, букву «ё», обозначает неуемный зуд по извлечению денег из карманов фанатов и уездных бюджетов. У некоторых зуд переходит в скрежет зубовный и даже экзему и геморрой. Говорят, бывали и случаи финансовой проказы….во всяком случае, с налогами проказничать они те еще мастера! Соседа в «чёс-вояж» не пригласили. То ли песни бездарные, то ли и среди артистов мюзиклов встречаются натуралы, не пригласили и все. Приходится ему как-то выкручиваться, помня что «весь мир театр, а люди в нем актеры». Так и бродит по подъезду в костюме банана, крича всем: «Хосе Гендосио погиб! Хосе Гендосио погиб!». На незнакомых людей производит сильное впечатление. Даже «Свидетели Иеговы» обходят подъезд стороной.