Закидывает мои ноги на себя, резко, а я пытаюсь удержать телефон в туфле. Моя последняя надежда здесь – нельзя, ни в коем случае нельзя выронить. Его палец у меня во рту, и я стараюсь дышать носом, ровнее, успокоиться, переждать, но он больно кусает шею, грудь, живот, он растягивает свитер, а его рука уже шерудит под юбкой. Господи, неужели… это закончится вот так… в грязном гараже, в полной темноте… Я лежу спокойно, послушно, и слезы текут щекам, я только сейчас понимаю – это происходит наяву, со мной.
Высовывает палец из моего рта, и я вздыхаю, но он уже вставляет туда свой язык. Мягкий, толстый, огромный – просовывает в самые гланды так, что я захлебываюсь его тухлой, как пожеванный «Орбит», слюной. Он вталкивает язык еще глубже, как вдруг меня сковывает в судороге, не успеваю увернуться – меня выворачивает кислой кашей прямо ему в рот. Он отталкивает меня, сплевывает в темноте.
– Простите, простите, я не хотела, – я шепчу как заклинания, но отхаркавшись, он размахивается, врезает мне кулаком по лбу. Пластмассовый хруст. Я ударяюсь затылком о вентиль, и замираю, осторожно поджав ногу с телефоном в туфле под полы пальто. Падая, я все же наступила пяткой на кнопку, и экран засветился. Ярко, будто прожектор в такой кромешной тьме, но я тут же сажусь на него, заглушив свет. Я вся сжимаюсь, молюсь, чтобы он только не заметил это, не подходил ко мне больше, и, кажется, Бог услышал меня – дверь сверкнула, он выпрыгнул на улицу. Лязг железа, тишина…
Никогда еще темнота не была такой удушающе плотной: я будто чувствую холодный воздух каждой своей раной, я будто разодрана – снаружи, внутри. Сколько прошло – час? Два? Три? Я лишь смотрю перед собой, в темноту, не двигаюсь, даже не дышу. Как бы я хотела раствориться в ней, чтобы никто не смог дотронуться, никто не нашел, не искал меня больше…
Подсвечивая ногу, словно кожаный абажур, телефон снова мигает в темноте – он как маяк возвращает меня в реальность. Входящий звонок. Стиснув зубы, я подтягиваю ногу к наручникам – да, телефон в моих руках. Трещина во весь экран. Звонок от Матвея. Он получил смс. Я провожу пальцем по экрану, еще, и еще раз – не работает. Звонок обрывается и свет потухает. Я нажимаю на эту единственную кнопку, и… ничего. Матвей звонит снова, мигают гудки, а я могу лишь следить глазами. Черт возьми! Я трясу телефон, стучу им об колено, и снова пробую пальцем сенсор, вжимаю кнопку – все зря. Экран полетел. Тьфу ты, вот же отстой! Это была моя последняя надежда, почему он сломался именно сейчас? Почему, Бог?! Слезы разъедают глаза, и я уже не пытаюсь их сдерживать. Почему, почему это происходит со мной?! За что?!
Я сжимаю чертов телефон, еще немного, и его корпус треснет в моей руке. Глупая, бесполезная коробка! Я размахиваюсь, чтобы трахнуть его об стену, как вдруг экран загорается – боковая кнопка осталась рабочей! Колесико крутится, долгие секунды ожидания, кажется, уже прошла целая вечность… И вот зажигается фронтальная лампа, а на экране, наконец, появляется мое лицо: сплошь покрытое красными пятнами, опухшее, с подтеками крови. «Вы в прямом эфире!».
Понедельник, 19 июня, день
Куча вопросов и ни одного ответа. Я сбавляю скорость, открываю форточку и закуриваю, пытаясь привести в порядок мысли. Зара действительно собиралась на море с Софой? И укатила бы, вот так, втихомолку? Почему я об этом не был в курсе? Черт возьми! Мало получила, скотина… Ничего, я добавлю тебе в следующий раз…
Что странно – за все выходные Зара не запостила ни одной фотки, не было эфиров, даже сториз – ничего. Более того – она закрыла профиль. Неужели реально думала перекрыться?
Заехал по пути к отцу Зары, проверить, что он думает об этом её «отпуске». Олега на месте не оказалось, и как сказал Леха, тот вышел куда-то, а куда не сказал. Леха мой бывший одноклассник, учились до девятого вместе. Теперь он вроде в школе милиции, а здесь подрабатывает чем-то типа секретарши. Хороший парень, но немного воняет, ему бы подлечить зубы. Я попросил Леху набрать Олега, и сел напротив кабинета. Дверь кстати была открыта, так что скорей всего Олег вышел ненадолго. Где-то в конце коридора раздался мощный мужской ржач. Следаки развлекаются. Судя по звуку, их там человек пять, не меньше. Что в Олеге такого, что у него свой личный кабинет? Когда остальные мужики ютятся в общем, дальше по коридору? Свой кабинет здесь только у начальника отделения, и у Олега. Как сказала бы моя мама, «пусть каждый домыслит в меру своей испорченности».
Читать дальше