А.А. - Убийство в прямом эфире

Откуда она взялась? Откуда у нее мой номер? И почему сейчас? Почему не звонила много-много лет, а решила набрать меня именно сейчас? Неужели знает, что со мной случилось? И почему она знает об этом. Кто она сейчас? Чего хочет от меня? А может во всем, что со мной здесь произошло… в этом похищении… виновата она?

Детство, детство ты куда ушло? Где уютный уголок нашло?

Детства милого мне не догнать,

Остаётся с грустью вспоминать. (с) «Ласковый май»

…Расскажу. Не расскажу. Расскажу. И не расскажу. Я оборачиваюсь, позади девять ступеней, мы на первом этаже, вверх осталось еще четыре. Сколько всего здесь пролетов? Получается, последний этаж окончится нечётно? На «расскажу»? Мысль выскользнула, как кусок мыла, защекотав самый низ живота. Чтобы не описаться, я резко сжимаю Тамарину руку. Сестра не обращает на это никакого внимания, она тоже занята своими мыслями. Разве что не напевает вслух. Она всё ещё там, на стадионе…

Это был наверно последний теплый вечер осени, уже вряд ли получится выйти без пальто. Мы на концерте группы «Ласковый Май», в первом ряду, при желании можно даже дотянуться до сцены! Позади такая огромная толпа, что в ее конце уже не разобрать лиц, но место перед сценой, где стоим мы, ограждено от других людей. Здесь свободно, всего человек тридцать, и четверо из них – мы! Маме повезло работать в администрации – она всегда может достать проходки на любой концерт, на самое лучшее место.

Я подергала Тамару за туфлю: «Эй, муха залетит!», но она не то, что не заметила, а даже рот не закрыла – так и сидит, разиня, у папы на плечах. Еще одна песня, и мы поменяемся. Такое правило: папа один, а нас двое, поэтому седлаем его по очереди, по две песни на каждую. Я старше, поэтому уже сидела, у меня осталось еще восемь подходов – по количеству лет. А у Тамары всегда на один раз меньше. Она обижается, якобы правила несправедливые, ну а меня все устраивает. Папа всегда подыгрывает, еще больше раззадоривая Тому, а та каждый раз плачет и жалуется маме, после чего мы с папой получаем люлей, а Тома – свой дополнительный «подход». Я прощаю ей нечестную игру, на правах старшей.

Но сейчас она забыла о своем ущербе, все смотрит на Юру, солиста группы, как загипнотизированная. Вот уже год у них «отношения». Если хорошенько закатать Тамарин свитер, то можно обнаружить секрет: на правой руке, почти у подмышки, выведено «Юра», синей шариковой ручкой. Раз в неделю после ванны я аккуратно обновляю ее «татуировку», потому что одной левой у нее не получается. Правда видит Тома его впервые, но ничего, потом скажет «я так себе Юру и представляла». У Томы есть кассета с их песнями, мамина подружка, тетя Оксана притащила. Поэтому тексты песен «Ласковый Май» в нашем доме знает вся семья…

Хотя нет, мама, пожалуй, до сих пор путается. У нее есть невероятная способность забывать музыку. Причем любую. Она ходит на концерты, и в театр, но никогда не может напеть папе мотив. Он говорит, это потому, что мама выросла в деревне, а там не было магнитофона, только коровы. Мама ненавидит эту шутку, но это отчасти правда. Вот и сейчас она улыбается, раскачиваясь в такт песни, и пытается подпевать невпопад. Рядом с ней, и дальше, сзади, девушки плачут. А вон у той под глазом размазалась тушь. Юра со сцены тянет: «…забудь его, забудь…», а девушка будто отвечает ему – «забуууудь…». И рыдает. А мама смотрит на нас и улыбается. Нет, с ней точно что-то не так.

Я улыбаюсь тоже. Но песня тут не при чем. Просто все складывается как нельзя лучше, и я чувствую какую-то легкость. Даже проснулась сегодня в полшестого, просто так, без будильника. И до сих пор не хочу спать, я не устала, совсем ни капли. Музыка накрывает меня как будто капюшоном, и каждая клеточка тела подпевает ее ритмам. Как же хорошо! Неужели так будет всегда? Вот бы остановить сейчас время… В голове снова и снова прокручиваю вчерашний день. Я стараюсь останавливать эти мысли, чтобы от частых повторений они не затерлись, как Томина любимая кассета с «Ласковым Маем». Но у меня не всегда получается их остановить. Впрочем, у нее видимо та же проблема – кассета постоянно жует припевы.

Вчера в наш танцевальный класс пришел новенький. Олег Зараев. Пытался сделать вид, будто совсем не стесняется. Но что в этом зазорного? У станка пятнадцать девочек и всего два мальчика! Хотя «два» – это даже сильно сказано. Старший парень, Алекс… Да-да, Алекс Смоляков. Довольно странное имя для советского мальчика, но родители называли его исключительно Алексом, и никак не Лешей. Давать «западные имена» было модно в элитных советских кругах, а лучшим занятием для элитного ребенка были бальные танцы. Именно поэтому у бальников и бальниц при русских фамилиях могли быть неподходящие западные имена. Мы с Томой шутили, что возможно это дань великому танцору Бруно Белоусову. Бруно Борисовичу, кстати. Алексу почти пятнадцать, он танцует в паре с Анжелой, в юниорах. Нам до них, как до луны… Еще есть Костя, но его как бы и нет практически. Костя постоянно прогуливает: то болеет, то уезжает – какой смысл заниматься с ним? Поэтому если Олег останется, то может выбрать любую из нас, четырнадцати девчонок.