Андрей Белозеров - Роскошь нечеловеческого общения

— Молодец какой, — заметил Антон. — Тебя, Крюк, с хорошими людьми нужно познакомить, ты неплохие бабки мог бы зарабатывать…

Крюков не слушал того, что говорит его новый знакомый. Его несло, он упивался собственными умозаключениями, которые казались ему сейчас глубокими и неожиданными.

— Какая, на хрен, свобода печати? Умерла печать, нету ее вообще! Посмотрите, что сейчас издается. Да ладно что издается. Что пишут люди? Такие понятия, как роман, повесть или рассказ, сейчас совершенно неактуальны. Их просто нет. Страна завалена жвачкой, тошнотворной словесной порнухой, залита кровавым словесным поносом — очень жидким, поскольку словарный запас авторов всего этого дерьма невероятно скуден. Во времена более просвещенные их даже близко к издательству не подпустили бы, да они и сами не пошли бы свой бред предлагать… А теперь — надо же! — уважаемые люди. Писатели, мать их… Так называемые детективы. А где там детектив? Там детектив и рядом не лежал!

— Да ладно, Крюк, чего ты гонишь? — улыбаясь и растягивая слова, встрял Виталя. — Нормальные есть книжки. Я читал…

— Он читал! Он читал! — воскликнул Крюков. — Мало ли что ты там читал… Впрочем, не знаю. То, что я вижу, — это просто тихий ужас. А с другой стороны — что мы имеем? Мы имеем претенциозных снобов, авангард, который выдает такой же словесный понос, льет на меня потоки сознания, до которых мне дела нет, меня не интересует внутренний мир безграмотного и плохо воспитанного пидора, который пишет роман за романом и считается модным, современным и, главное, что самое отвратительное, талантливым автором! Что за ужас? Что за кошмар на нашу голову? Музыка, живопись, литература, театр, я не говорю уже о кино, — все умерло, ничего нет, великая русская культура уничтожена за какие-нибудь пять лет. Уничтожена, я повторяю!

— Да брось, Крюк, чего ты так расстраиваешься? На, дерни.

Виталя протянул Гоше папиросу, и Крюков жадно затянулся сладким дымом.

Закашлявшись, он сделал глоток из стакана, протянутого Антоном.

— Спасибо… Так вот, повторяю — все из-за того, что к власти пришли эти… наши… демократы… которым, как выяснилось, дела нет вообще ни до чего. Ни до чего, кроме собственного кармана. Прежде — да, прежде была цензура. Была идеология. Сейчас цензуры нет, идеологии нет… Но тогда, кроме цензоров партийных, в худсоветах сидели профессионалы, которые никогда не дали бы напечатать безграмотную лабуду, никогда не выпустили бы на сцену или в эфир безголосого певца…

— Короче, не любишь ты Греча, — подвел итог Виталя. Он сидел, откинувшись на стену и вытянув ноги. — Короче, ты, конкретно, против.

— Мне насрать, — сказал Крюков. — Мы проморгали наш шанс. Теперь уже поздно. Так что мне, по большому счету, на…

— И правильно. Ты здоровый мужик, чего скулить? Надо жить в свое удовольствие, да? Чтобы по кайфу было.

Виталя подмигнул Крюкову.

— Ты не переживай. Все получат по заслугам, — сказал он. — За базар гнилой ответят, конкретно.

— Ну конечно, — вздохнул Крюков. — Только пока что наоборот выходит.

— Ну да… Греч-то скоро в тюряге окажется, упакуют так — мама, не горюй. Он же бандит вообще, в натуре. Крутой бандит. Киллер, считай. — Виталя как-то странно загоготал, подавившись дымом.

— В каком смысле?

— В прямом. Киллер.

— Не болтай, — хмуро сказал Антон.

— А чего? Все знают. Готовит теракт, мать его…

— Какой еще теракт? — спросил Крюков.

— Да пурга это, Крюк, — сказал Антон, но Виталя, который уже окончательно «поплыл» от водки и марихуаны, продолжал гоготать:

— Хочет взорвать на хуй нового губернатора. — Он хлопнул Крюкова по плечу. — Понял, нет?

— Как это?

— А так. Мы его отследили. Он пластит заныкал, хочет в машину подложить… губернатору. Во как! А мы, считай, предотвращаем это дело!..

Никто не заметил, как в комнате появился третий — высокий, в вязаной шапочке и длинной кожаной куртке, в мягких брюках и хороших, толстых, дорогих ботинках.

— Что ты сказал? — спросил он Виталю.

— Я? Да так… Ничего.

— Что ты несешь, сучонок?

Вошедший, не обращая внимания на остальных, быстро шагнул к Витале и коротко, но очень сильно ударил его кулаком в лоб.

— Базаришь, падла… Я так и знал, что с вами, уродами, связываться нельзя… Это кто? — он махнул рукой на Крюкова.

— Сторож, — ответил Антон.

— А это?

Теперь толстый палец вошедшего уперся в Миху.

— Сторож…

— Сколько тут сторожей, а? Что за козлятник развели? Убрать лишнее!