Андрей Белозеров - Роскошь нечеловеческого общения

Вчера была какая-то драка…

Или нет, не драка. Они сидели в комнатке для сторожей, пили… Так, это Крюков помнил более или менее отчетливо. Ага, курили. Ну конечно! Курили траву. Потом этот, Виталя, кажется, разошелся, выпил с Крюковым, начал какие-то истории рассказывать. Из своей бандитской жизни. Антон тоже сидел, посмеивался. Откуда-то еще водка взялась… А, это он, Крюков, разошелся. Ну конечно, он ведь и хотел напиться, и деньги на водку у него были припасены… Миху отправили за бутылкой. Потом появился кто-то еще… Третий… Кажется, главный среди этих бандитов. И что-то там у них произошло… Он ударил Виталю… А тот, вместо того чтобы ответить, начал прощения просить…

Крюков вдруг застыл, окаменел, даже дрожь, измучившая его совершенно, даже она прекратилась. Он вспомнил. Вспомнил, в чем заключалась суть конфликта. Вспомнил, о чем говорил в пьяно-наркотическом угаре Виталя и за что ударил его третий, безымянный бандит. Вспомнил, что после случившейся ссоры ему налили еще стакан, потом куда-то тащили… Что значит — куда? Сюда и тащили. В эту яму… Нет, до ямы он, вероятно, добрался сам. Из помещения его вывел Виталя, этот, старший, что-то шептал ему на ухо. А Виталя просто вывел Крюкова на улицу, дал еще хлебнуть из бутылки и толкнул в спину. Дальше, вероятно, включился тот самый «автопилот», но направление было уже утеряно, Крюков в сомнамбулическом состоянии добрел до ямы и свалился в нее, мгновенно выключившись.

Тот третий — в нем и была загвоздка. Что же он говорил, за что накинулся на болтливого Виталю? Именно это не давало Крюкову сейчас собраться и двинуться вперед, с тем чтобы пройти хоть и неприятный, но привычный и не страшный путь возвращения в собственную квартиру.

Крюков разматывал события прошедшей ночи, и чем яснее они вставали перед глазами, чем конкретней всплывали в памяти обрывки диалогов, звучавших в сторожке, тем сильнее охватывал его столбняк, тем глубже проникал во все его существо леденящий ужас.

«Почему я паникую? — думал Крюков. — Ведь меня лично это никаким боком не касается… Приятного, конечно, мало, но… Это все похмельные дела… Депрессия. Выдуманные ужасы. В первый раз, что ли?.. И потом, куда я сейчас, в таком виде?.. Это несерьезно… Нужно ехать домой, ложиться спать. Или нет. Переодеться, сходить в магазин, взять чего-нибудь, вдумчиво опохмелиться, а потом уже спокойно подумать, что можно сделать, да и вообще — нужно ли что-то предпринимать или разумнее пустить все дело на самотек. Кто они мне? Друзья? Родственники? Они мне никто. Они, они первые виноваты в том, что происходит… И со мной в том числе…»

Так ничего и не решив, Крюков махнул рукой и побрел по направлению к сторожке. И в самом деле, для начала нужно было переодеться, привести себя в более или менее человеческий вид, а потом уже принимать решения.

«Рисковать мне собственной шкурой ради этих игроков в политику или оставить все как есть? — продолжал размышлять Крюков. — Нет, пусть сами разбираются в своих интригах. А то даже как-то странно — сидел себе тихо-мирно, декларировал полную аполитичность и тут вдруг брошусь на амбразуру… Бред какой-то. Похмелье это все. И трава. Черт меня дернул курить эту дрянь. Бандиты — понятно, они от таких стимуляторов и становятся отмороженными на всю голову. А мне-то это к чему? Мучайся теперь, мудак… Любитель экстремальных удовольствий! Надо же, на старости лет потянуло на эксперименты… Козел, одно слово».

Крюков приблизился к зданию администрации. Официально рабочий день еще не начался, и первым человеком, которого увидел Гоша, был его напарник.

— О! Мать твою! — хмуро сказал Миха. — Ты откуда? Е-мое… Ты что, в могиле ночевал, Крюк?

— Ага, — ответил Гоша.

— Ну ты, блин, дал… Тебя же домой отправили вчера… Ты что, значит, всю ночь вот тут? — снова спросил Миха, и голос его зазвучал как-то растерянно.

— Ну да. Пошел, понимаешь, напрямик, через свалку. Да, видно, на ходу вырубился… Так и уснул. Только что проснулся…

— Ага… Вот, значит, как… И что — так и спал?

— Ну да. Так и спал.

— Ох, — покачал головой Миха. — Слушай… — Он шагнул к Крюкову и взял его за рукав. — Ты вчера опять дал… Ты бы завязывал, Крюк. Такое буйство тебя до добра не доведет… Неуправляемый ты, в натуре, делаешься…

— Да? А что такое? Я что, буянил вчера, что ли? Расскажи-ка. Я не помню ничего.

Крюков все помнил. Или, во всяком случае, почти все. Но внимание и какой-то немой вопрос в глазах Михи заинтриговали его, и теперь ему хотелось выяснить, чего же добивается от него напарник. А он явно хотел что-то выяснить, только боялся обозначить свой вопрос, не решался спросить прямо.