Андрей Белозеров - Роскошь нечеловеческого общения

Диана бежала по разъезжающейся под ногами земле, прыгала через кочки, продиралась сквозь кусты, больше похожие на спутанные проволочные заграждения, и остановилась только тогда, когда силы совершенно покинули ее.

Погони слышно не было — видимо, все-таки сумасшедшего маньяка кто-то утихомирил.

Женщина огляделась по сторонам. Вылетев пулей из здания администрации, она взяла неправильное направление, и инстинкт самосохранения погнал ее не на остановку автобуса, не на проспект, по которому ходили такси, маршрутки, трамваи и троллейбусы, а привел в самую заброшенную часть кладбища, к провалившимся, заросшим бурьяном древним могилам, потерянным среди высоких тополей и кленов. Трава, росшая здесь, доходила Диане едва ли не до пояса.

— Ч-черт, — дрожа от только что пережитого ужаса, пробормотала Диана. В-вот ч-черт… Сумасшедший д-дом… С-сумасшедший город…

Плохо слушающимися руками она отряхнула джинсы от налипших на них репейников и комков грязи, провела ладонями по лицу и волосам, оставив на потном лбу грязные полосы, и побрела, проваливаясь в невидимые под травяным покровом ямы, цепляясь за сучья и поваленные деревья, туда, где, по ее предположениям, должен был находиться выход в город.

— Очухался?

Гоша открыл глаза и увидел, что он снова сидит в сторожке, вернее, полулежит на лавке, прислонившись спиной к шкафчику. Перед ним висело лицо Витали. Оно вдруг уплыло куда-то в сторону, и на его месте возник стакан с водкой. Стакан сжимали крепкие, толстые пальцы с аккуратно подстриженными ногтями.

— Пей, писатель.

Гоша послушно принял стакан и влил в себя водку. Полегчало. По крайней мере круг зрения расширился, и Гоша увидел Миху, мудрящего с ножом и консервной банкой.

— Ну что, живой? Пришлось тебе дать по мозгам, Крюк, а то урыл бы ты телку… Жалко, хорошая телка. Мудак ты, Крюк. Опасный человек. На людей кидаешься. Так ты очухался или нет? Скажи чего-нибудь.

— Я в порядке, — пробормотал Крюков.

— Во! Я говорил — ни хера ему не сделается. Когда человек пьяный, ему никогда ничего не бывает. У меня братан один с третьего этажа выпал на асфальт. Ну, кривой был, конечно, сильно. И врубись! — Виталя обращался к Михе. — Хоть бы что! Целый, в натуре! Поднялся обратно, водчанского принял, и нормально. А утром ему рассказали, так не поверил, врубись! Вот и Крюк наш тоже — подумаешь, по башне врезали. Ерунда. Не смертельно.

— Не смертельно, — повторил Гоша, пытаясь улыбнуться, но у него это почему-то не получалось.

Им овладели невероятная усталость и одновременно покой. Такой покой, которого Гоша давно не испытывал.

— Не смертельно, — еще раз сказал Гоша, и наконец улыбка появилась на его губах.

— Во! Смеется — значит живой, — констатировал Виталя. — Давай, писатель, выпьем. Больше на людей кидаться не будешь?

— Не буду, — серьезно ответил Крюков. — Больше не буду. Что толку-то?..

— Вот именно. Ты молодец, понимаешь, — удовлетворенно сообщил Виталя. Кидаться, если силы в тебе нет, — последнее дело. Убьют. И правы будут, между прочим. Так что сиди уж, писатель, пей спокойно, пиши свои книжечки… Может, про меня напишешь? Я тебе бабла бы дал… Чего тебе на кладбище ковыряться? Тут Миха есть… Ты справишься, Миха, без Крюка?

— Да запросто.

— Давай, Крюк, в натуре… Скажи, сколько стоит книгу написать? У меня бабки есть, я конкретно говорю. Издадим, пацаны порадуются. Мне по фигу, просто ну чисто по приколу. Давай, а? Сделаешь?

Крюков поднес стакан к губам и выпил его целиком.

— Вот молодец… Это мы умеем, — усмехнулся Виталя. — Я чего говорю? Каждый на своем месте должен быть. Ты, интеллигенция, сиди и пиши. А мы будем дело делать. Кроме нас никто не сделает. У нас вся сила, ты понял? Понял, писатель?

— Понял, — ответил Гоша очень спокойно. — Конечно. Я все понял.

— Во. Я и говорю — у кого сила сейчас, тот и прав. Это не я придумал. Что есть, то есть. А сила у нормальных ребят. Все путем будет, писатель, не дрейфь. Гляди веселей! Скоро так подымемся, и страна подымется… Только надо, чтобы не мешал нам никто. У нас, ты чего, такие люди наверху, такие профессора, что… Что… Весь мир умоем скоро.

— Это верно, — ответил Гоша. — Мир умоется. Наливай.