Владимир Югов - Человек в круге

— «Нормально!» — Берия хмыкнул. — Это ты считаешь нормально? Подлецов много. Разве можно жить нормально?

Много воды утекло в тех арыках, которые мы переезжали колесами «доджа», много поколений злых пастушьих собак сменилось, много барханов сместилось в тех пустынях благодаря ветровой аккумуляции (Железновский знал и об этом)… Я теперь многое не могу объяснить. Почему Берия ехал с нами, отпустив свою личную охрану туда, к пяти танкам, сопровождавшим нас на почтительном расстоянии? Могу лишь сказать одно: кажется, ему сразу понравился майор Железновский. Он ему доверился во всем. Особенно после того он, Берия, стал ближе, ближе к нам, смертным, когда узнал, что жена полковника Шугова, этого перебежчика, находится в распоряжении СМЕРШа и под охраной.

— Давай к штабу отряда, — сдержанно приказал Берия Железновскому. На углу, — он показал глазами, — подождем охрану.

Потом он вдруг повернулся ко мне:

— Служите здесь давно?

— Шестой год.

— Срочная?

— Так точно!

— Это отлично. В царской армии служили по двадцать пять лет. Ничего страшного. Зато, какие навыки у солдата! Верно?

— Естественно! — отчеканил я.

Мне и на ум не пришло возражать. Конечно, естественно. Приказано служить — служим, хотя война давно кончилась, и моя мама заждалась помощника в еще недостроенном доме. Ушел отец на войну, погиб. Не успел достроить. Не могу достроить дом и я.

Начальник заставы дает приказания.

Повар Егоров чувствовал: тут что-то не так!

Была ли на заставе наглядная агитация?

«Можешь убить джейрана?»

Лена, жена полковника Шугова Павла Афанасьевича.

Мы въехали в услужливо распахнутые перед нами железные ворота, где расквартировывался штаб отряда. Телохранители поспрыгивали со своего студебеккера. Это были ребята на подбор, любого ставь к волейбольной сетке, он достанет рукой ее верхнюю часть. Я видел в фильмах: так становятся немцы, когда ожидают из любой дырочки случайного или не случайного выстрела.

— Майор, идите вперед, — произнес тихо, вкрадчиво Берия и стал медленно протирать пенсне платочком, до этого вынутым из кармана. — Вы здесь, надеюсь, уже были?

— Был, Лаврентий Павлович. — Железновский легко выпрыгнул из машины и, оправляя на ходу одежду, подтягивая ремень, пошел вперед, не глядя на то, следуют ли за ним или нет. Берия следовал. Он шел не спеша, не глядя по сторонам, не видя даже своих телохранителей — лишь обозревая их ноги, обутые в хромовые сапоги, у всех голенища — «в гармошку».

Железновский легко вбежал по ступенькам лестницы. Они были новенькие, сделали вчера. Семь ступенек. Берия их преодолел без одышки, одним махом. Я шел за ним.

В коридоре стоял полковник Шмаринов. Видно, профессия разведчика не позволила ему встречать начальство там, во дворе.

Берия подошел к нему, пожал руку, потом выдернул ее из крепкой руки полковника, похлопал того по плечу и с укором сказал:

— Вот где мы встретились, Шмаринов. Ты думал, не встретимся?

Берия пристально изучал лицо, всю фигуру полковника. Что-то во всем его облике и нравилось, и не нравилось. Все вокруг молчали. И Берия продолжал бесцеремонно изучать Шмаринова.

— Не постарел, — сказал он, — не стал хуже, полковник.

Обошел со всех сторон.

— Устал. Устал, конечно. Это так. Все устали. Это видно.

Махнул рукой на охрану, и она пружинно оттеснилась к воротам, будто ее не стало.

— Я говорю, ты молчи, полковник. Доехали хорошо. Аэродром тоже хорош. И у тебя все хорошо. Ступеньки сделали новые. Подмели, полы вымыли…

Берия все что-то хотел сказать Шмаринову еще, но продолжал изучать его, и тот стоял не шевелясь, сдержанно молчал, точно ожидая, когда гость скажет главное.

— Скажи откровенно, — Берия подошел вплотную, — думал, не встретимся? Только откровенно? Я, к примеру, когда-то встречи ждал. И очень ей рад, этой нашей горькой встречи. Я рад ей, пусть и такая она.

— Я тоже очень рад, Лаврентий Павлович! — Полковник заговорил искренне, голос его даже дрогнул.

— И я теперь рад. А тогда… Тогда ты уходил от меня — я не был рад. Я печалился. Почему такой офицер уходит от меня?

— Вы же помните, Лаврентий Павлович, было назначение. Я не перечил.

— Но я же тебя спрашивал: ты хочешь остаться? Ты ничего тогда не сказал! Обидел меня! Но — ладно! Кто старое вспомнит — тому глаз вон!.. Веди, полковник: к этому сосунку, к этому начальнику заставы! Что он тебе говорит? Что хорошая была наглядная агитация о бдительности на заставе?