Владимир Югов - Человек в круге

«Павел!

Ты не пишешь! Ты обиделся? Ты не прав, Павлуша! Ты не смеешь обижаться. Ну, пожалуйста! Не обижайся! Как тревожно… Ужасно тревожно. Приезжай, и я — твоя.

«Дорогая моя Леночка!

Дорогая, любимая моя женушка!

Ненаглядная моя! Моя самая единственная и самая стойкая любовь!

Я тут все время думаю о тебе. Думаю, и служба не идет без тебя. Брать же тебя боюсь! Ах, время! И я переборю себя. Я и не знал, что так бывает. Ежеминутно думаю и думаю о тебе. И почему-то мрачные мысли порой бьются крыльями черными вокруг меня. Почему ты так красива? Почему они все пялятся на тебя? И на тех вечерах, на которых мы с тобой были, и на вечеринках… Не вызывать же мне каждого, кто льнет к тебе, на дуэль!

Однако я готов стреляться на дуэлях!

Я готов, готов… Готов, если к тебе они будут заявляться без моего разрешения. Я тут пробуду еще две недели — служба, мой начальник строг зело, ругается и бранится! И не могу я уехать ранее.

Я так не могу.

Я перечитывал письма разных лет, и любовь, трепетная, нежная, строгая, придирчивая, шумящая, требующая, замечательная и пакостная, серьезная и по-детски лепечущая, была в этих письмах. Она жила, любовь. Она торжествовала. Беспокоилась. Плакала в одиночестве и радовалась вдвоем. Она ни минуты не имела покоя. Вплоть до того страшного шага Павла Афанасьевича Шугова она, их любовь, жила.

Что же тогда произошло?

Почему Шугов, этот искренний, любящий человек, сделал такой страшный шаг? Где этому отгадка?

Мы договорились, что я верну письма на следующее же утро.

Идя на совещание в «Известия», я захватил письма — ко времени, назначенному мне Леной, быть на месте и вернуть ей их.

Лена была точна. Она стояла и ожидала меня. Я отдал ей письма, она спрятала их в сумочку.

— Ты торопишься? — спросила меня.

Я назвал время очередного нашего заседания — должно оно состояться не ранее одиннадцати. Выходило, что у меня в запасе полтора часа.

— Тут ты дойдешь за десять минут пешком. Если надо, я тебя провожу. Не возражаешь?

Я кивнул головой.

— Ты заметил это Н.?

— Естественно.

— Все-таки, зачем тебе все это надо?

— Не знаю, — сознался я. — Но не могу от всего этого избавиться.

— Ты помнишь момент, когда выходил из ворот штаба отряда?

— Когда пробежала мимо ты? И поглядела на меня как-то странно? Я, впрочем, всегда хотел спросить, что ты тогда хотела сказать?

— За мной шла просто охрана. Я была под охраной. И меня, по сути, вели на допрос.

— Это было необходимо, очевидно.

— Я согласна. Тем более, в таких обстоятельствах бывают виноваты все. Слава Богу, меня после допросов отпустили.

— Просто так? Или было что-то иное?

— Именно иное. Но не то, что ты думаешь. Там был Н.

— Н.? Но он же пограничник. Он же учился вместе с твоим мужем? А пограничников к расследованию не допустили, как мне тогда показалось. Даже я присутствовал в качестве постороннего, ничего не понимая в пограничной службе. Лишь бы не пограничник!

— Тебя прикрывал Железновский. Он был уверен, что ты переменишь профессию. Не знаю уж почему, но ты ему нравился как товарищ.

— Я увел тогда тебя на танец. От Железновского, самого Железновского! Он подумал: какой хваткий! Пригодится в нашей работе. Я же знал их кадры на тот час, у них их попросту не хватало. Или были некудышние. Я же играл с ними в волейбол. У иных — пара извилин.

— Ладно, это потом, — как-то занервничала Лена. — Н. вчера позвонил мне на дачу. И, по-моему, то, что он говорил, прослушалось. — Она посмотрела на меня изучающе. — Ты понимаешь, кто прослушивает? Ковалев Вячеслав Максимович. Шугов был и остается главным его врагом. Ковалев полетел вниз при Хрущеве потому, что Шугов оттуда передал какую-то негативку на Ковалева.

— Об этом мне известно.

— Я знаю, тебе сказал или Железновский, или…

— Или сам Ковалев.

— Ковалев?

— Не знаю.

— Теперь все то, что было передано, зачеркнуто.

— И что говорил Н.? — не выдержал я ее отступлений от главного.

— Ты сам можешь догадаться. Ковалев буквально заставил уйти Шугова туда. Или тюрьма за эти листики из Боевого устава, или туда. Главное, тюрьма и мне. Разве я была бы первой и последней?.. Ну скажи, лжет Н.? Или, узнав, что я… живу с Ковалевым, хочет расстроить нашу связь? Я ведь тогда и с пистолетом не лягу с ним в одну постель!

— Ты и Н.? — спросил я напрямик. — Что это?

Лена помолчала, взялась за мою руку, показала на часы, что мне надо идти. Мы пошли. Она стала рассказывать, что было с Н. Ничегошеньки не было!