На втором этаже особняка Морица находилось не меньше шести больших комнат. Подойдя к дверям одной из них, дворецкий постучал и, выждав минуту-другую, приоткрыл дверь. Сделав ещё одну небольшую паузу, слуга, обращаясь к кому-то находящемуся в комнате, спросил разрешения впустить Романа Генриховича. Из глубины помещения дворецкому кто-то утвердительно ответил и слуга, распахнув перед Рейнгольдом дверь и пропуская того вовнутрь, отступил на шаг в сторону. Войдя в большую комнату, Роман попал в полумрак и его глазам потребовалось несколько секунд, чтобы адаптироваться к смене освещения. Высокие белоснежные потолки с лепниной и широким багетом придавали помещению ещё большее ощущение простора. Тяжёлые шторы на трёх больших окнах не пропускали солнечный свет с улицы и спальню освещала лишь изящная лампа пятидесятых годов, с колпаком из зелёного стекла, горевшая на большом массивном столе рядом с кроватью. Мягкий свет также исходил от двух бронзовых бра позади Романа, находившихся на стене у входной двери.
В полумраке комнаты выделялась массивная деревянная кровать шоколадного оттенка из африканского бакаута, дерева жизни, с резной спинкой декорированной антуражной сценой охоты туземцев на льва, с изящными резными стойками для матерчатого полога из натурального льна. Посреди этой огромной кровати на высоких подушках, укрытый мягким шотландским клетчатым пледом, лежал статный старик в архаичном спальном колпаке и бархатном бордовом халате, в больших очках в роговой оправе с толстыми стёклами, с окладистой тёмной с проседью бородой. На лице старика выделялись тёмные густые брови и большой, греческого типа нос. Может быть, из-за полумрака в комнате, Роман дал бы хозяину на первый взгляд лет семьдесят, семьдесят пять. По всей вероятности перед детективом находился старик Олберих Мориц, а тому-то, по подсчётам Рейнгольда, выходило уже далеко за восемьдесят..
Одет Олберих Леопольдович Мориц был в мягкий велюровый халат синего цвета, из-под которого выглядывала белоснежная тонкого шёлка рубашка с повязанным под ней, на шее, тонким бордовым шарфом. Крупные ухоженные руки старик Мориц держал на какой-то толстой немецкой книге в кожаном переплёте.
На стенах спальни владельца, как и во всём особняке, также висели старые картины, но это были картины уже другого времени и других мастеров, чем те, что находились в холле. Изображены на этих полотнах были портреты, скорее всего, многочисленных предков Морица. Тут висела пара немецких баронов в одеждах 19 века, а один из родственников был изображён в костюме германского офицера времён Первой мировой, с орденской голубой лентой через плечо, остальные лица изображались в штатских цивильных костюмах, а женщины в дорогих длинных платьях и драгоценностях. В изголовье хозяйской кровати находился ростовой портрет красивой женщины, которой на вид мы бы дали около сорока лет, изображённой сидящей в резном кресле, с гербом на высокой спинке в виде головы льва, на фоне тёмной драпировки. Женщину с тонкими чертами лица украшал тёмный бархатный костюм для верховой езды, с обтягивающими серыми бриджами и высокими чёрными лакированными сапогами, в руках она держала изящный бархатный шлем и тонкую трость. Рейнгольд обоснованно предположил, что на портрете был запечатлён образ покойной жены Олбериха Морица, Эльзы Карловны фон Ригер.
Лицо старика оттенённое тусклым освещением, казалось болезненно бледным. У его кровати на приставном столике на колёсиках находились какие-то лекарства, тонометр в темной бархатной коробке, градусник, большой стеклянный стакан и графин с водой. Олберих Леопольдович пригласил Рейнгольда присесть в стоявшее у стола кресло для посетителей. Дворецкий тем временем, осознав, что в его услугах больше не нуждаются, бережно прикрыл за собой дверь и молча удалился.
– Как вы уже знаете, Роман Генрихович, у нас произошло великое несчастье, – начал срывающимся, но твёрдым голосом старик Мориц разговор с детективом. – Уже как две недели тому назад, пятого числа, в Коктебеле, на нашей яхте трагически погиб мой сын. Мой единственный сын Карл, – старик сделал паузу, видимо разговор давался ему с большим трудом. – Обстоятельства его безвременной смерти, а точнее гибели, вызывают у меня ряд вопросов. Хотя следствие, однако, уже пришло к своим, как мне кажется, весьма скоропалительным выводам. Карла обнаружили на яхте, стоявшей у причала в нашем яхт-клубе, с огнестрельным ранением в голову. Мне говорят, что это он сам произвёл выстрел, в его руке якобы был найден пистолет. Но до меня так никто и не смог довести объективных причин, по которым мог застрелиться такой человек. Мой сын… Имея чувство долга перед семьёй, перед детьми, перед свои отцом наконец… Как он мог уйти, не поговорив со мной… Он бы никогда так не поступил, не уронил бы честь семьи, что бы ни случилось. Однако всё чем ограничилось следствие, это сделать приемлемый в данной ситуации для общественности вывод о неосторожном обращении с оружием.
Читать дальше