Владимир Двоеглазов - Ищу комиссара

Штабист сунул в пепельницу дымящийся окурок, раскрыл свой блокнот и спросил:

— На имя полковника?

— На имя генерала, — сказал вдруг Ветров. — И-и… поставьте и мою подпись.

Младший лейтенант невозмутимо кивнул и принялся строчить авторучкой.

В это время зазвонил внутренний телефон. Волохин рассеянно снял трубку:

— Слушаю… Что?.. — все так же рассеянно переспросил он. — Титов с переезда?.. Ну, и что он?.. Задержал обоих?.. Что?! Задержал обоих?! Бубенчикова и Краснухина?! Минуту! Не клади трубку! Машину отправил?.. Жди!.. — Он опустил трубку на стол и, будто все еще не веря, произнес — Всё… Ну, Титов! Ну, молодец!.. Завтра же выговор сниму…

Ветров подошел к младшему лейтенанту, молча забрал у него блокнот, прочел последние слова: «…основании изложенного прошу вашего разрешения…», вырвал лист из блокнота, скомкал в кулак и с чувством сказал:

— Все же есть бог, черт побери…

— Немедленно оповестить все посты и засады! — громко приказывал между тем в микрофон Волохин. — В Малую Кунду отправить машину за комиссаром!.. Что?.. Обоих, обоих забрать, и стажера!.. Засады снимаются, ты что, не понимаешь, что ли?.. От радости в зобу дыханье сперло? Радоваться нечему, работы еще невпроворот!

После того, как забрали Редозубова и Титов остался один, в особенности же после того, как вечером уехал и «зеленый патруль» школьного лесничества, старший инспектор нехотя проверил еще две-три машины, а затем окончательно обосновался в будке дежурной по переезду, где и распивал чаи с черничным вареньем, размышляя о превратностях милицейской службы и рассказывая анекдоты из жизни алкоголиков с таким блеском, что дежурная хохотала, как сумасшедшая.

Свою прямую работу по линии БХСС Титов знал и исполнял неплохо, но в таких делах, как дежурство, патрулирование, рейд, воскресник, лейтенант любил потянуть волынку, пофилонить, а то и вообще уклониться под каким-либо предлогом. Неоднократно беседовали с ним и замполит, и начальник, и товарищи на комсомольских собраниях, и Титов заверял, что он понял, осознал, подобного с ним больше не повторится, он готов хоть сейчас взвалить на себя любую общественную работу, а в будущем отпатрулировать по улицам поселка не пятьдесят часов, как записано в обязательствах, а все сто. Самое удивительное заключалось в том, что ему каждый раз верили — через силу, но верили; не хотелось как-то не верить этому высокому, статному, на редкость обаятельному парню с васильково-чистыми глазами, тем более, что начальник отделения БХСС капитан Ряжских стоял за него горой, хотя и сам беспощадно не раз отчитывал.

Редкое обаяние Титова не только помогало ему в борьбе с хищениями социалистической собственности (он обслуживал крупнейшие торговые организации района, в частности, богатые ОРСы лесорубов и газотранспортников, где работали, в основном, женщины), но и спасало его от многих бед; капитан Ряжских, однако, предупреждал, что ему просто везет до поры до времени.

Был, наверное, и элемент везения. Во всяком случае, никакое обаяние не спасло бы его от крупной неприятности, когда около часу ночи к переезду неожиданно подкатил УАЗ вневедомственной охраны, в котором, помимо хмурого, заспанного Албогачиева за рулем, сидели капитан Волохин и майор Ветров; но именно в этот момент, словно по наитию свыше, Титов вышел из будки и, едва Волохин приоткрыл дверцу, бодро доложил, что ни одна машина без проверки не прошла, ничего подозрительного пока не обнаружено. Говорил он так убедительно и с таким усердием стучал валенком о валенок, что Волохин не без сочувствия спросил, не холодно ли тут, на переезде, а Ветров даже посоветовал время от времени заходить в будку погреться, на что Титов ответил, что успеет отогреться, когда возьмут беглецов.

К трем часам ночи его сменили. Тот же Албогачиев привез старшего сержанта Слепухина, а Титова доставил в отдел, где он и расположился на раскладушке в комнате отдыха дежурного наряда и мгновенно уснул. В семь утра его разбудили и приказали вновь отправляться на переезд, а старшего сержанта Слепухина, не спавшего уже сутки, отпустить отдыхать до обеда. Титов, чертыхаясь, натянул свои самокатанные, подшитые кожей пимы, похлебал из кастрюли супа, принесенного из дому Юлей Георгиевной Филатовой, надел тулуп и, хватив напоследок кружку теплого чаю, сообщил, что готов. Ему ответили, что раз готов, то пусть идет: машины ни одной свободной нет.

Пока он ловил попутную машину, пока добрался, наконец, до переезда и отпустил Слепухина, добросовестно вышагивающего взад-вперед вдоль полотна, — рассвело. Прежняя хохотушка-дежурная сменилась, теперь тут распоряжалась толстая пожилая женщина, замотанная до глаз пуховой шалью. Титов представился и попросил разрешения воспользоваться ее резиденцией (будкой); дежурная, пожав плечами, ответила, что пусть сидит, места не просидит. Немного погодя явился полувзвод мальчишек из школьного лесничества; они потолкались на переезде минут сорок и ушли: елок больше никто не вез.