Инна Бачинская - Пепел сердца

Савелий скорбно молчал, переваривая услышанное. Пауза затягивалась. Капитан разлил водку, подтолкнул рюмку Савелию. Тот, не чинясь, как обычно, выпил залпом и страшно скривился, на глазах его выступили слезы. Капитан протянул ему кусок хлеба. Савелий сделал глубокий вздох, запихнул хлеб в рот. Прожевав, спросил озабоченно:

– Федя знает? – И это означало, что он принял версию капитана безоговорочно.

– Не думаю, – не сразу ответил капитан. – Не уверен. Любовник, как и муж, узнает все последним. Хотя… может, в курсе. Философ не дурак, жизнь знает из практики, а не из книжек. Это же как два пальца… в смысле как дважды два, Савелий. И соседка сказала, что Зуб женится… на ком? То-то и оно. – Капитан задумался. – А с другой стороны, может, и не знает, – сказал после паузы. – Разве ему придет в голову, что его бывшая подруга спуталась с уголовником? И это при живом Философе!

– Бедный Федя!

– Думать надо было головой, а не… – Капитан кашлянул. – Сам вечно повторяет, не надо возвращаться, что было, то было… и так по-дурному подставиться! Вечно его тянет то на подруг юности, то на малолеток… планида такая.

– Может, потому и не женится, – заметил Савелий.

Капитан поднял бровь, но промолчал. Он давно усвоил, что некоторые заявления Савелия лучше пропускать мимо ушей, а то себе дороже. Спросишь, к примеру, а что ты, Савелий, имеешь в виду, так он такого нагородит… на голову не налезет. Конструкция, выстроенная капитаном, была вполне правдоподобна и, скорее всего, реальна, но большого влияния на расследование не имела… так, лирика, треп в дружеском кругу. Штрих к портрету, как говорит Федор. Причем в кругу с Савелием, потому что излагать мотивы поступков действующих лиц Федору капитан был не готов. Да и нужно ли?

Он, конечно, сочувствовал Федору, с одной стороны, в силу мужской солидарности, а с другой, считал, что философ лопухнулся. Нет чтобы послушать его, капитана Астахова! И главное, что, блин, примечательно – на те же грабли. Конечно, знает. Или подозревает, вон какой смурной в последнее время. То летал, а то ходит как в воду опущенный. И ночует дома, что опять-таки примечательно. Врет, что нужно подготовиться к семинару, расписание… статью закончить. Видеть никого не хочет. Вот и сегодня Савелий звонил, приглашал к Митричу, а он отказался. Ну ничего, пройдет суд, шустрая дамочка слиняет в свои заграницы… пусть, скатертью дорога, держать не будем. И тогда возьмемся за Философа. Для начала как следует потопчемся по хребту, потом вправим мозги, потом поставим на ноги… нальем, а как же! Друзья! Главное, пусть едет куда подальше. Тут капитан подумал, что дамочка может остаться, и нахмурился. Но тут же успокоил себя, решив, что она не останется здесь ни за какие коврижки! Тюрина житья ей не даст. Да и перед философом стыдно…

Агния сразу не понравилась капитану. Кое-что о романе Федора ему рассказал коллега, майор Славик Фалько, а именно: как тот переживал, даже бросать институт думал, а девчонка была никакая, сказал Славик. Из себя щуплая, дурная, все время хихикала… да ее не вышибли только потому, что Алексеев писал ей рефераты и натаскивал к зачетам и экзаменам. Говорят, она слиняла и даже не попрощалась! Алексеев ничего не знал, она просто слиняла с денежным мешком на четверть века старше, сказал Славик. Вся бурса на ушах стояла! А теперь вернулась, деньжата поистрачены, детей не завела, муж запил, вот она и ломанулась к Федору. Ах, прости, друг любезный, я тебя опять очень сильно люблю! Федор и потек, разнюнился, сбежал на озеро. А тут и Зубов подсуетился… чего стесняться-то? Он парень видный. Ненавижу этих баб!

Савелий скорбно молчал.

– Как там наша Тюрина? – спросил капитан, с ходу меняя тему.

– Лина? – встрепенулся Савелий. – Хорошо! Сонечка исправила тройку по математике… с ней Зося занимается, я в математике не очень. Лина собирается в суд. Мы с ней поговорили… знаешь, Коля, я боюсь за нее, она… – Савелий замялся. – Она со странностями…

– Ага, со странностями! – иронически фыркнул капитан. – Эти странности называются подлючий характер! Иногда я думаю, что понимаю ее мужа. Блудят все, Савелий… Ну, может, кроме тебя, – добавил он, заметив протестующее движение Савелия. – Все изменяют всем. Помнишь, философ доказывал, что мужик существо… это, как его?

– Полигамное, – подсказал Савелий.

– Именно! Да он просто не может иначе… особенно летом!

– Летом?

– Летом, Савелий. Ты помнишь, как они одеваются летом? Вот здесь, – он похлопал себя по груди, – вообще ничего под низом… а юбки? Это юбки, по-твоему?