Джоди Пиколт - Время уходить

Технически это верно. Я сейчас не пью, поскольку уже набрался.

Однако хозяйка продолжает колошматить в дверь. Или, может, это отбойный молоток на улице? В любом случае стук не прекращается, а потому я соскребаю себя с пола, где отключился, и резко распахиваю дверь офиса.

С трудом фокусирую взгляд, но передо мной определенно стоит на Эбби. Гостья всего пять футов ростом, за плечами у нее рюкзак, а на шее – голубой шарф, что делает незнакомку похожей на Айседору Дункан, или на снеговика, или уж не знаю на кого еще.

– Мистер Стэнхоуп? – произносит она. – Верджил Стэнхоуп?

На столе у Томаса Меткалфа высились горы бумаг, исписанных крошечными символами и цифрами, напоминающими какой-то таинственный код. Была там и диаграмма, похожая на восьмиугольного паука со скрюченными лапками. В старшей школе я учился плохо, но вроде бы это что-то из области химии. Как только мы вошли, Меткалф поспешно все убрал. Бедняга весь взмок, хотя на улице было не так уж и жарко.

– Они пропали, – с отчаянием в голосе заявил хозяин заповедника.

– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы найти ваших близких…

– Нет-нет, я имею в виду свои записи.

Хотя опыт расследования преступлений у меня тогда был еще мизерный, я тем не менее удивился, что человек, у которого исчезли жена и ребенок, похоже, больше тревожится из-за каких-то записок.

Донни окинул взглядом кипы бумаг на столе:

– А разве это не они?

– Нет, конечно! – резко ответил Меткалф. – Ясно же, что я говорю о бумагах, которых здесь нет.

Листы сплошь покрыты странной последовательностью цифр и букв. Это могла быть компьютерная программа; это мог быть сатанинский код. Такие значки я видел раньше на стене. Донни поглядел на меня, озадаченно изогнув брови:

– Большинство людей волновались бы о судьбе своих пропавших родственников, учитывая, что вчера ночью слон убил здесь кое-кого.

Меткалф продолжил рыться в кипах бумаг и книг, перекладывал их слева направо, явно прикидывая что-то в уме.

– Вот почему я тысячу раз говорил жене, чтобы она не брала с собой в вольеры Дженну…

– Дженну?

– Нашу дочь, – пояснил Меткалф.

– Вы с супругой часто ссорились, так?

– Кто это вам сказал? – с вызовом спросил хозяин.

– Гидеон. По его словам, вчера вечером вы чем-то расстроили Элис.

– Я расстроил ее? – удивился Томас.

Тут я выступил вперед, как мы предварительно условились с Донни.

– Можно мне воспользоваться вашей уборной?

Меткалф махнул рукой в сторону маленькой комнаты в дальнем конце коридора. Внутри я увидел пожелтевшую, в поломанной рамке газетную вырезку с заметкой об открытии заповедника. Была там и фотография Томаса в обнимку с беременной женщиной, улыбавшейся в камеру, на дальнем плане маячил слон.

Открыв аптечку, я перебрал ее содержимое: пластыри, антибиотики, жаропонижающее, болеутоляющее. Там стояли и три флакончика с препаратами, отпускаемыми строго по рецепту, на каждом наклейка с именем Томаса: прозак, абилифай, золофт. Антидепрессанты, причем все куплены сравнительно недавно.

Если сказанное Гидеоном о перепадах настроения правда, то неудивительно, что Томасу выписали такие лекарства.

Я спустил воду и вернулся в кабинет. Меткалф расхаживал по периметру комнаты, словно тигр в клетке.

– Я не вправе советовать полиции, как выполнять свою работу, – сказал он, – но неужели не ясно, что я в данном случае пострадавшая сторона, а не подозреваемый. Элис сбежала с нашей дочерью, прихватив труд всей моей жизни. Не стоит ли вам заняться ее поисками, вместо того чтобы допрашивать меня с пристрастием?

Тут в разговор вступил я:

– А зачем жене красть ваши исследования?

Меткалф опустился в кресло за письменным столом:

– Вообще-то, она и раньше уже это делала. Много раз. Элис врывалась в мой кабинет, чтобы забрать мои бумаги. – Он развернул лежавший на столе длинный свиток. – Скажу вам кое-что не для протокола, джентльмены… Я нахожусь на пороге крупнейшего открытия в области изучения памяти. Это будет настоящий прорыв. Хорошо известно, что воспоминания эластичны, пока не закодированы миндалевидным телом головного мозга, но мое исследование доказывает, что каждый раз, как воспоминание всплывает в памяти, оно возвращается в изначальное переменчивое состояние. А следовательно, можно предположить, что потеря памяти действительно происходит после извлечения из нее воспоминания, если существуют фармакологические помехи, нарушающие синтез протеина в миндалевидном теле… Представьте, что можно стирать травмирующие воспоминания с помощью химических веществ спустя годы после самого события. Это полностью изменит подход к лечению посттравматического стресса. И бихевиористские работы Элис, посвященные исследованию печали, будут выглядеть на этом фоне не наукой, а гаданием на кофейной гуще.