Виктор Кабакин - Черный квадрат и «белый китаец»

Снились они порой и сейчас… Однако пробуждение после этих снов было ужасным. Он просыпался всегда в одно и то же время, незадолго перед рассветом, и старался по привычке отрешиться от той действительности, в которой теперь находился, от стойкого запаха большого скопления людей, спящих в комнате, их храпа и сонного бормотания, порой переходящего в нервный бред или болезненные вскрикивания. Это был короткий миг, когда он мог быть предоставленным самому себе. Он лежал в кровати, закрыв глаза, так как знал, что тусклый свет вечно горевшей лампочки в дальнем конце комнаты, где за столом, опустив голову на руки, дремал дневальный, начнет вовлекать его в нынешнюю реальность, чего ему больше всего не хотелось. Он желал остаться в своих мечтах еще хоть на несколько минут.

Иногда ему начинало казаться: все, что с ним случилось и что происходит сейчас, является ничем иным, как кошмарным сном, а то, что ему снилось – и есть настоящая действительность. Тогда он ужасался: неужели наркотические видения не оставили его, и последствия наркотиков, которые он уже не употреблял много месяцев, еще цепко держат его в своих острых когтях?

Он встал с кровати и пошел по длинной комнате мимо дневального, тут же поднявшего голову и оторопело глядевшего на него.

– Мне на «танк» нужно, – сказал он.

Дневальный, понимающе кивнув взлохмаченной от сна головой, спросил:

– От шамовки что ли тебя понесло?

– Ништяк, – успокаивающе махнул он рукой.

Зверев прошел в уборную. Когда-то его коробило от уголовной лексики, а теперь он сам спокойно ее применяет. Здесь быстро привыкаешь к фене. Пожалуй, так забудешь русский язык и совсем дойдешь до ручки. Нет, с завтрашнего дня он будет читать только классику. Он еще поборется, он возьмет свое. Так думал он, стоя под окном и вдыхая свежий воздух, идущий через зарешеченное окно. Срок его наказания когда-нибудь кончится, и он вернется домой. Ему не будет и двадцати шести лет, он еще молод, можно многое сделать. А уж с его светлой головой, он не пропадет.

Если бы он не ввязался тогда в историю, то ныне наверняка бы уже защитил кандидатскую, а может, чем черт не шутит, и докторскую диссертацию. Однако очень интересное дело ему предложили, и оно совпадало в какой-то степени с его заветной мечтой.

Химия со школьной парты являлась для него наукой наук. Кому-то формулы казались нудным материалом, который приходилось с ненавистью зубрить, но для него они были, все равно, что ноты для музыканта. Он видел в них симфонии и оратории. До сих пор Зверев помнит восторг, охвативший его, когда на первых уроках химии он сумел из насыщенного раствора получить чудный кристалл изумрудного цвета, а затем вывести формулу, объясняющую это явление.

Вот тогда Саша понял, что химия позволяет проникать в природу вещей, что все многообразие окружающего мира сводится к вполне ограниченному числу элементов. Из них, понимая законы взаимодействия, можно создать все, что угодно, а тот, кто владеет этими законами, приобретает поистине неограниченную власть над всем. Со временем, думал Зверев, он сотворит уникальное вещество, с помощью которого, воздействуя на мозг человека, можно значительно увеличить его возможности, черпать из кладовой подсознания любую информацию. И тогда произойдет коренная революция человеческого общества, вселенский триумф науки. И сделает это именно он – Зверев Саша.

Как неоднократному победителю всероссийских и международных олимпиад, способному молодому человеку после окончания средней школы предложили на выбор любой химический вуз страны без всяких вступительных экзаменов. Он выбрал химический факультет МГУ. Его блестящий подъем по гранитным скалам науки продолжался и здесь, пока на третьем курсе он не познакомился с наркотиками.

На самой обычной студенческой вечеринке в общежитии молодые люди из любопытства, а еще больше – из-за ухарства перед девушками покурили сигареты, набитые анашой. Легкий кайф, который тогда ощутил Зверев, особого впечатления на него не произвел. Но в последующем, когда дозы были увеличены и Саша от курения перешел к игле, ему стало чудиться, что он испытывает состояние, которое граничит с тем, к чему он стремился в своих научных исканиях.

Во время действия наркотика время и пространство стали для него как бы доступными. В своих видениях он видел себя то на Марсе или вообще в другом созвездии, то свободно парившим в синем небе, то на дне океана. Либо вдруг оказывался в эпохе неолита, среди пещерных людей, или в непонятном и занятном будущем… Химические формулы, плававшие над ним, связывались в гармоничные системы и немедленно превращались в самые разнообразные вещества. Ему казалось, будто он коснулся самых тайников мироздания.