Виктор Кабакин - Черный квадрат и «белый китаец»

Они помолчали, потом Корнев добавил:

– Нет, ты только подумай, студенты-молокососы фактически совершили открытие в химическом синтезе. Когда мы показывали их разработки маститым докторам наук, те в изумлении только руками разводили. Эх, не оскудела еще российская земля гениями! Если бы не сомнительные личности, а государство взяло ребят под свое крыло, какими бы открытиями они порадовали общество, как бы двинули вперед прогресс. А ныне, вместо того, чтобы заведовать научными кафедрами и лабораториями, они сидят в местах весьма далеких от науки.

– За дело и сидят, – заметил прагматичный Евгений. – Учились бы себе и учились. Кто мешал? Так нет, подавай им все и сразу. Кстати, все ли сидят? – снова засомневался он. – Без талантливого химика подобное дело не раскрутишь?

– Смотришь в корень, – похвалил его Андрей. – Слушай дальше: самый гениальный из студентов-химиков, который собственно и вывел формулу «белого китайца», после осуждения сначала лечился от наркомании в одном из специальных лечебных учреждений в Тамбовской области. Затем его отправили отбывать наказание в колонию общего режима. Там он показал себя примерным мальчиком, получил условно-досрочное освобождение и… исчез. Домой, к матери в Тверской край не вернулся. Проверяли его по старым связям, дальним и близким родственникам – как сквозь землю провалился. Не исключено, что именно он сейчас и промышляет в вашем городе.

– Как его фамилия?

– Зверев Александр Васильевич.

– Такого не знаю, – покачал головой Евгений. – А остальные химики?

– Остальные еще в зоне отдыхают.

– Может, кто-то еще додумался до рецепта «китайца»?

– Нет, – сказал Корнев. – Анализ показал, что нынешняя партия наркотика точь-в-точь совпадает с той, семилетней давности. Словно, близнецы-братья…

– Тише, – Евгений вдруг схватил Корнева за руку. – Смотрите сюда.

То, что увидели оба сыщика, действительно представляло интерес. По двору, стараясь держаться в тени, к дверям дома осторожно пробиралась фигура человека. Вот, на секунду она мелькнула в отблеске фонарного света, и стало ясно, что это —худощавая женщина, одетая в брюки и свитер. На голове у нее была маленькая кепка, не скрывавшая светлых волос. Повозившись с замком, женщина исчезла в дверном проеме. Андрей и Евгений переглянулись.

– Это Наташка Быстрова. Надо сейчас же ее брать, – прошептал Соловьев. – Иначе в темноте потеряем.

Корнев, не отвечая, стал пристально вглядываться во что-то за избушкой. Сначала он решил, что ему показалось, но через мгновенье увидел, как две мужские фигуры, появившиеся из-за стены, стремительно скользнули в дверь, куда перед этим вошла Быстрова. В доме послышался сдавленный женский вскрик, затем все стихло, а спустя короткое время двое мужчин снова появились во дворе, держа в руках длинный сверток, обернутый в простыню. Они быстро свернули за угол дома и исчезли в темноте.

– Немедленно вниз, – скомандовал Корнев.

Однако когда они выскочили на улицу, то услышали только звук удалявшегося автомобиля.

Вот уже сколько лет ему снилось одно и то же: великолепный квадратный зал в готическом стиле, а в нем по внешнему кольцу огромного стола сидят в черных мантиях и шапочках с кисточками благообразные люди с умными лицами. Председатель этого блестящего собрания держит в руках украшенную вензелем красную папку и зачитывает текст, затем все встают, аплодируют и устремляют улыбающиеся лица ему навстречу. Он, Зверев, тоже в мантии, степенно идет к председателю и из его рук получает диплом лауреата Нобелевской премии за выдающиеся открытия в области органической химии. А дальше – вспышки фотоаппаратов, телекамеры, нацеленные на него, руки журналистов с диктофонами, тянущиеся к нему, и их вопросы:

– Господин Зверев, как вы сами оцениваете ваши открытия?

– Это переворот в общественном сознании, – непринужденно говорит он. – Теперь возможности нашего разума поистине безграничны. Нет больше пределов человеческой памяти. Мы можем черпать из этой кладовой поистине бесценные сокровища знаний. Отныне человек действительно сравнялся с богом.

Зверев Саша, по прозвищу «Химик», никогда не видел наяву процедуру присуждения Нобелевских премий. Но она почему-то именно так рисовалась ему во сне еще в школьные, а впоследствии и в студенческие годы. Такие сны будоражили его, тешили самолюбие, приятно подстегивали тщеславие, и ему по молодости лет казалось, что дорога от них к действительности не такая уж и большая.