Лариса Соболева - Петля Афродиты

– Это ты рисуешь? (Элла не призналась, но он понял, что авторство принадлежит ей.) Странные рисунки. Но рисуешь клево. Честно.

Артем подошел к ней, прислонился плечом к стене, почесывая затылок и гадая, как она отреагирует на его предложение. Эта красивая девочка притягивала его необычностью, непохожестью на сверстниц, а все, что непонятно, хочется узнать и понять – почему это так, а не иначе. Ну любопытный уродился, правда, родные считают его пустопорожним сосудом, куда не попадают знания. Сосуд, типа, с пробоиной. Конечно, это их дело, но они не правы.

– Поехали гулять? Я на таче, махнем, куда скажешь.

– На таче? – озадачилась она. – А что это? Тачка?

– Ага. – Ну вот опять! Слово «тачка» она понимает буквально. Нормально, да? Не от мира сего, не про нее ли сказано? – Понимаешь, машину так называют. На колесах. Поехали?

– Не могу.

На этот ответ Артем не рассчитывал, девчонки ему не отказывают, стоит глазом моргнуть. Он выпятил нижнюю губу, его вид красноречиво говорил: во даешь, я че, не нравлюсь тебе? Но может быть, веская причина есть?

– Почему? – заинтересовался он.

Элла не сочла нужным отвечать, оттолкнувшись от стены, девушка прошла к середине, села на пол и стала перебирать рисунки. В общем-то, это и был ответ, но у некоторых не настолько много ума, чтобы сделать выводы:

– Не, а почему?

– Ты любишь Эль Греко?

Теперь озадачился Артем:

– А что это?

– Великий испанский художник. Правда, он был греком, поэтому Эль Греко, значит, грек. Свою национальность на чужбине он сделал фамилией. Вот… – Элла вскочила и принесла толстый альбом. – Смотри…

Присесть на стул или диван не было предложено, юноша опустился прямо на пол, ибо книжечку на весу не подержишь, она слишком большая и толстая. Рядом села Элла, скрестив по-татарски ноги, непонятно комментировала:

– Видишь, какие линии?.. мазки… цвета… Я бы очень хотела увидеть эти краски вживую, очень. А удлиненные лица – как будто время их деформировало, тысячи веков… А глаза – в них все. Боль, страдание, понимание, мольба… В этих людях тайная сила, вселенское знание… Я так не умею.

Ну, полистал. В чем фишка с этим Эль Греко – неясно, посему решил проштудировать его позже, сейчас у него другие задачи. Артем захлопнул альбом, с улыбкой протянул его Элле:

– Классно. Нет, скажи: почему не можешь?

– Потому что я идиотка.

Он похихикал, ведь прикольно сказано – как само собой разумеющееся, словно каждый второй в городе идиот. Юмор Артем ценил, даже такой, поэтому решил поддержать девушку, чтоб не думала, будто он полный отстой:

– Я тоже идиот. Так часто говорит моя сестра.

– Но у меня диагноз.

При всем при том она с увлечением листала иллюстрации и совершенно не была расстроена. Артем рассмеялся, хотя про себя подумал, что еще чуть-чуть – и диагноз будут ставить ему. Либо он безнадежно тупой, либо с ней действительно что-то не так. Заметив, в каком затруднении юноша, Элла пояснила:

– Да, диагноз. Аутизм. Я конкретная идиотка, поэтому Сати не разрешает мне выходить одной дальше нашего сада и двора.

Не знал Артем, как реагировать, наверное, следовало бы покинуть этот не очень гостеприимный дом и забыть сюда дорогу. Но все, что Элла говорила о себе, казалось нереальной выдумкой, он уличил ее:

– Аутисты не такие, я знаю. В кино видел. Выдумываешь, чтобы я ушел?

– У меня легкая форма, ну, временами накрывает. А есть тяжелая, когда идиотизм без проблесков, про это ты и смотрел кино. Ну как, и теперь хочешь погулять со мной?

Что, сказать «нет, не хочу»? Если честно, Артем растерялся. Парень он не из тех, кого легко обломать, но растерялся. Юноша всматривался в умное личико, осмысленные глаза, упавшие в душу, сердце и, может быть, даже в печень. Ни одного признака дебильности! Впору справку потребовать с печатью. Но справку она вряд ли предоставит, осталось наводящими вопросами выяснить:

– Да? И как же тебя накрывает?

Боялся, она обидится и выкинет какой-нибудь фортель, как тогда на даче: «Ты мне неинтересен». А Элла охотно рассказала с улыбкой, как рассказывают историю недоумку:

– Ну… вдруг страшно становится до ужаса, хочется кричать… сломать что-нибудь… побить… И с этим ничего нельзя сделать, как будто не я, а кто-то во мне бесится. Потом становится стыдно, противно, жить не хочется.

– Короче, тебя штырит.

– А? Как это?

– М-да… ты совсем не в теме. Ладно. Когда тебя начнет накрывать, я покажу, кого надо бить. А пока не накрыло, поехали? Ты же не одна, нас двое.