Лариса Соболева - Петля Афродиты

– А ты не хочешь меня пригласить… на чашку чая?

Удивить ее невозможно, или она знает наперед, что будет через час, день, месяц. Сати как будто ждала чего-то подобного (а по сути, это же предложение переспать) и не смутилась, нет.

– Не приглашу. Элла не спит, я не хочу показывать пример отношений, она же подражает мне во всем. И, бывает, в своих подражательных приемах становится неуправляемой.

– Тогда поедем в гостиницу? Там выпьем чаю.

Сати посидела с полминуты, глядя пред собой, потом открыла дверцу и попрощалась:

– До свидания, Костя.

И ушла в свой чертог, оставив Константина с носом. Он ничего не понимал! Ехал домой и высказывался вслух:

– Какого черта ей надо? Месяц достаточный срок, чтобы… сблизиться. Нет, чем я ее не устраиваю? Мы даже не целовались, она всякий раз уходит от этого. Кому рассказать – не поверят. Я что – кривой, косой, горбатый? Это у нее возраст, когда харчами уже не перебирают, а кидаются на первого встречного. Цену себе набивает, что ли?

За дорогу Костя принял решение немного потерпеть, мужчина обязан быть выдержанным, а потом… потом видно будет.

День прошел… Второй прополз… Третий… Чтобы описать состояние Болотова, нужно просто попасть в его паршивую ситуацию, и тогда не появится вопросов: мол, как ты? Да плохо, разумеется. Нет, не плохо, а очень плохо. Он вздрагивал от каждого звонка, шума, шагов. На работе – меньше, дома – больше. Ведь если придут работники прокуратуры домой, дети и жена узнают об отце и муже много такого, что напоказ выставляют только придурки. Болотов так и не набрался духу, чтобы рассказать жене, в каком положении он (глупец) оказался. Каждую минуту вспоминал полицейских, обыск квартиры, собственное головокружение от бестактных вопросов. Инна развесила совместные фотографии – вот оба на Мальдивах (Болотов был там и с Нюшей), а вот – в Домбае, в Париже… Первый вопрос, который, каким тоном ни задай, будет ехидным, кинул старший группы:

– Вы отец убитой девушки?

И пошло-поехало. Две старых ведьмы прискакали и добровольно вызвались: «Мы согласны стать понятыми». Когда такое было? Народ рублем не затянешь, а тут сами навязались. Болотова и Богдана Петровича зачислили в свидетели, а что засвидетельствовать – не объяснили. Это была многочасовая пытка. Домой Валерий Витальевич вернулся в час ночи, наутро Нюша почему-то не поинтересовалась, где он околачивался, только дулась. И спасибо ей. Не готов Болотов к исповеди. И вряд ли будет готов. А долго-то скрывать факт убитой любовницы не удастся. Вот попал так попал!

Безусловно, думал он и об Инне – за что, почему, кто? Какую тайну она в себе хранила, наверняка эта тайна и убила ее? Он любил Инночку, с ней всегда был праздник, но невозможно праздновать вечность.

На четвертое утро за завтраком даже Артем заметил:

– Пап, ты че такой?

– Какой? – встрепенулся Болотов, опасливо покосившись на Нюшу.

– Как мешком из-за угла прибитый.

Сыну не откажешь в прямоте. И папе надо что-то отвечать, а он устал чертовски, измучился так – нет сил на лишнее движение!

– Полоса неудач, сын, – однако проговорился Валерий Витальевич и спохватился, испугавшись дальнейшего любопытства Артема, а потому уточнил, где именно образовалась полоса: – На работе.

– А… – понимающе протянул сынок, складывая вместе три бутерброда. Откусив от сооружения добрый кусище, пережевывая его с трудом, мальчик продолжил утреннюю беседу с папой: – Это пройдет. Па, можно тачу возьму?

– Конечно. Но бензина мало…

– Нет проблем, за ваши деньги бензином бак наполним.

Намек был понят, Болотов кинул на стол тысячу, потом подумал и кинул еще две. Это похоже на банальное подлизывание перед предстоящим разоблачением, обычно он сына не балует – хватит, дочь разбаловал донельзя. Валерий Витальевич тяжко вздохнул, ведь дожил: заискивает перед сыном, который цапнул купюры и, пока папа не передумал, схватив свой «биг бутер», удрал, как антилопа от тигра.

А Наденька вообще никакой реакции не выказала ни на болтовню сынули, ни на ответы мужа, ни на его внезапную щедрость. Она вся в себе, вон и морщинка углубилась между бровей, да и возле губ морщины стали глубже, жестче – это заботы отпечатались на лице. Он так мало уделял ей внимания…

– Надя, хочешь, подвезу тебя на работу? – предложил, заглаживая вину, а она обдала его холодным взглядом и притом молчала. – Что ты так смотришь?

– Дивлюсь на твое предложение, – сухо ответила Надя. – Странно, что ты забыл: у меня есть машина, я езжу на ней давно. Всюду езжу. И на работу.