Саймон Тойн - Соломон Крид. Искупление

– Опишите проблему! – потребовал голос в наушнике.

– Пулевое ранение. Женщина под тридцать. Ее ранили в ногу. Нужна «скорая».

– Сэр, опишите свое местоположение.

– Резиденция Кэссиди. Вышлите побольше людей. Тут была перестрелка. Есть убитые.

На этом Малкэй отключился, чтобы не оказаться втянутым в ненужный и неприятный разговор. В ответ на сообщение об огнестрельной ране обычно высылают копов. Хотя не факт, что в городе остались копы. Малкэй осмотрелся: Соломон уже исчез. Поднялся, подошел к самому краю крыльца и заметил его, идущего по аллее. Соломон направлялся к церкви.

– Нет! – заорал вслед ему Малкэй, вспомнивший слова Эндрюса. – Удирай оттуда!!!

Соломон слышал крик Малкэя, понял, что он советует убираться как можно дальше от церкви, но лишь быстрее побежал к ней. Церковь тянула его, словно алкоголика выпивка.

Усталость невыносимо давила, но Соломон заставлял себя переставлять ноги. Он хотел узнать, что спрятано под алтарем. Он должен узнать!

Вытащив из-под рубашки крест, Соломон сжал его в руке, не понимая, откуда этот крест и что означает, но зная: все ответы уже близко.

Впереди стена, а вход в церковь дальше, за нею. Нужно как-то перебраться, проникнуть в церковь, найти спрятанное в постаменте. Там потерянное сокровище Кэссиди. Соломон Крид должен его найти. И возможно, отыскать кое-что о себе.

Взрыв был как громовой разряд – такой мощный и громкий, что отозвался у сердца. Земля словно вспучилась под ногами, швырнула к нижним ветвям деревьев. Соломон вытянул руки, стараясь защитить лицо, но ударился головой о сук, и мир на мгновение стал ослепительно-белым. Затем Соломон упал. Все звуки умерли. Белое сияние угасло, сменившись чернотой.

Когда послышался взрыв, Эндрюс ехал мимо сожженной стелы у въезда в город. Капитан подумал о жутком манекене близ старого фургона у входа в церковь. Хорошо, что чертову куклу разнесло вдребезги. Взрыв и пожар займут всех на долгие часы, если не на дни. Отличный отвлекающий маневр, чтобы убраться незамеченным. Миссия прошла на ура: никаких потерь, минимум стрельбы – и не от своих людей. Все намеченное выполнено. По мерке оперативных заданий, лучше не бывает.

Эндрюс посмотрел на дорогу впереди, намечая лучший путь среди провалов и бугров на поверхности. Отряд миновал горелые обломки самолета и устремился в ночь, в почерневшую пустыню, идеально сливающуюся с темным небом. Здесь, кажется, летишь, а не едешь. Эндрюсу показалось: наконец он свободен.

Когда машины почти достигли перекрестка, впереди вспыхнул свет. Невыносимо яркое сияние залило кабину, заставило ударить по тормозам.

– Остановитесь! – крикнули в громкоговоритель.

Огни вспыхнули со всех сторон – фары машин, стоящих в пустыне.

– Все пути перекрыты! – сообщили в мегафон. – Остановитесь, заглушите моторы и выходите с поднятыми руками! Повторяю: все пути перекрыты, все вы под прицелом! Не делайте глупостей!

Эндрюс стоял на краю шоссе, заложив руки за голову, в шеренге своих людей, глядел на темную пустыню и чувствовал странное облегчение. Наконец-то все кончено. Не будет больше лжи, напряженного ожидания следующего звонка и того, что нужно сделать ради безопасности семьи. Эндрюс знал: кое-кто из его людей стал работать на картели из-за денег. Но не все. Возможно, сейчас они испытывают такое же облегчение, как и их командир.

Капитан команды перехвата встал перед Эндрюсом и глянул холодно из-под визора:

– Ты тут сотворил настоящее, полновесное дерьмо. Не уверен, что наша контора сумеет в ближайшем будущем отмыться.

Он покачал головой, осмотрел выстроившихся солдат:

– Кто из вас Малкэй?

– Он едет за нами, – проинформировал Эндрюс, оглядываясь на ведущее в город шоссе.

За аэродромом виднелся отблеск пожара. И все. Ни фар приближающейся машины, ни огня посреди города.

Затем Эндрюс понял, что же именно произошло.

Это случилось близ полудня на третий день моего странствия. Я словно провалился в преддверие ада, шел, мучительно переставляя ноги по земле столь плоской и безликой, что погрузился в сон наяву, когда мое тело продолжало идти, а разум поплыл, будто облако среди ясного неба. Я был в такой степени рассеян, что не заметил дикарей, подъехавших почти вплотную.