– Да как же так? Там такая малина… Вообще нельзя? Что я, импотент, что ли? – спросил Леха разочарованно.
– Ты что, глухой или дурак? – разозлился Эдуард. – Вообще нельзя! На улице телок тебе мало? Узнаю – убью. Будешь обо всем мне рассказывать. Когда надо будет и кого – сам скажу. Понятно или нет?!
– Ладно… что уж там, – согласился Леха с неохотой. – А то я мог бы парочку и сюда привести.
– Все, закончили об этом, придурок. Что еще там было интересного?
– Тетка была интересная на проходной. С тебя ростом, только раза в два шире. Обшманала меня очень тщательно, особенно на выходе. – Парня передернуло от воспоминания об ее жестких пальцах у себя в паху. – Ох, не знаю, как мне оттуда шесть чемоданов вынести удастся.
– Вот… Эту бабенцию и трахни, – оживился Эдуард. – Да так ей засади, чтоб она только о тебе и мечтала. И тогда она тебе сама что угодно вынесет.
– Ты что серьезно? – заржал горе-кожевник. – Она же старая и страшная… Да и ненавидит и меня, и весь род мужской.
– Ну, это я так, к примеру, как вариант… А так думай, решай, смотри по сторонам. В чемоданный цех ходил?
– Не успе-ел…
– Не успе-ел, – передразнил подчиненного атаман. – Весь день на телок пялился. Давай соберись, чувак. Немного погорбатимся – зато потом всю жизнь в шоколаде валяться будем. Сделаем дело – будет у тебя таких сосок сотня, еще и получше. Помнишь, как в журнале? – Взяв ладонями свои воображаемые огромные груди, он с чувством потряс ими. – Забелецкий уже путевки выбил. Осталось меньше двух месяцев. Вера сегодня спрашивала, как у тебя дела идут.
– Успеем, боцман, не ссы, – оживился Леха при упоминании напарницы. – Что она еще спрашивала?
– Да так, ничего особенного… Ну ладно, все на сегодня. Иди домой, отдыхай.
Директора «Красной кожевницы» Клавдию Михайловну Завальню в молодости обольстил и бросил какой-то сельский ловелас, с тех пор она ненавидела мужчин. Возможно, поэтому, а может, по причине мизерных зарплат, трудились там в основном женщины. Этакое феминистское царство: женщины начальницы, грузчицы, шоферицы, охранницы. Даже такой исконно мужской пост, как сантехник, занимала Зоя Муравьедова, вечно мокрая, спешащая куда-то с грязным тросом на плече стодвадцатикилограммовая амазонка. Из-за того, наверное, все отхожие места на предприятии и пребывали в полном порядке.
Мужчины на фабрике, конечно, тоже работали, но все какие-то немужественные и с различными изъянами: кто алкаш, кто инвалид, а кто просто, как начальник отдела кадров, пыльным мешком пришибленный. Каста ленивых, вечно недовольных жизнью изгоев. Они редко попадались на глаза, но они в наличии имелись. Обитали в подвалах, в различных каморках и подсобках, прятались, чтобы их не засекли и не заменили на таких же, но нормальных женщин.
Главная художница, она же начальник конструкторского отдела Зоя Павловна Гробарь-Первомайская была с директором на половой вопрос совершенно идентичных взглядов. И, как только первый раз увидела перед собой нашего промдизайнера, так сразу только по одному его облику поняла, что перед ней бездарь и лентяй, а по едва уловимому запаху перегара (в понедельник утром), что еще и алкоголик. Рабочих единиц, однако, в отделе не хватало, а парень имел редкий по тем временам диплом с хорошими оценками. «Что же, делать нечего, – подумала она, – нужно уметь работать с тем, что есть». Скрепя сердце приняла его в коллектив и даже решила поручить главное дело года – разработку макета фирменного настенного календаря.
С тех пор прошло две недели, и она с каждым днем все более и более убеждалась, что жестоко ошиблась.
– Ну вот что вы, Алешенька, мне опять принесли? – Старушка сморщилась, насколько позволил слой нанесенной на лицо штукатурки. – Я же просила вас побольше души, побольше чувственности, что ли… Если вы меня понимаете. А это снова…
– Нет, не понимаю, Зоя Павловна, – перебил ее промдизайнер. – Я и так уже, как вы просили, почти полностью передрал ваше любимое произведение. Осталось только год тот же поставить – и один в один будет.
– Ах, Алешенька, дорогой. Ну что же тут непонятного? Ну не смотрится… Понимаете? Не смо-три-тца… Вот посмотрите сами, вы же дизэйнэр… Она взяла его макет, кряхтя, вылезла из-за стола и приложила к стене рядом с аляпистым плакатом в зелено-сине-красных тонах:
– Леночкин календарь смотрится, а ваш не смо-три-тца… Неужели вам самому не видно?
– Извините, не видно. Одна хрень, что та, что эта, – промдизайнер едва держал себя в руках. – Компоновка та же, орнамент ваш деревенский – один в один, цвета такие же, шрифт на сетке идентичный… Что еще не так?
Читать дальше