– Поляков Василий Макарович, родился в восемьдесят седьмом году в посёлке Синие Липяги. Запомним, – произнёс Русаков, убирая документ в карман.
– Вы там обыск проводите? – услышал он ворчливый голос коменданта.
– Не обыск, но оперативные мероприятия.
Попытка включить мобильный телефон успехом не увенчалась, что наводило на мысль, что заряжали его довольно давно. Внимательно осмотрев этот изрядно поношенный аппарат со всех сторон, эксперт отправил его вслед за студбилетом.
– Посмотрим, на какие номера он звонил, – пояснил он Проклову. – Вдруг это принесёт хоть какую-нибудь зацепку.
Разобравшись с верхним ящиком, Русаков принялся за нижний. Он был отведён подо всякие бытовые и гигиенические приспособления. В целлофановый пакет были завёрнуты одноразовая бритва, зубная щётка с потрёпанной щетиной, гель для бритья и зубная паста. Где бы ни находился сейчас постоялец комнаты, он решил обойтись без всего этого.
Мусорная корзина притаилась за раскрытой дверью. Русаков извлёк из внутреннего кармана пиджака резиновые перчатки, надел их, затем перевернул корзину и высыпал её содержимое на пол. Кроме клочков тетрадного листа в ней ничего не было. Клочки были мелкие – видимо, Поляков рвал листок с остервенением. Но Русаков всё же попытался восстановить его в исходное положение. Задачу облегчало то, что исписана была лишь верхняя его часть. Так что после некоторых усилий Русаков смог прочитать: «…Наш случай только ещё раз доказывает гипотезу, что жажда разрушения есть прежде всего жажда саморазрушения. Фрейд писал: „Нам необходимо уничтожить какой-то предмет или человека, чтобы не уничтожить себя, чтобы защититься от импульса самоуничтожения. Печальное открытие для моралиста!“ Я и раньше почти не ведал сомнений в справедливости этих слов, теперь же они превратились для меня в аксиому. Разве что корни того, возможно, ютятся в желании отомстить природе за то, что она произвела на свет столь несовершенное существо безо всякого его на то желания. Теперь разрушить как можно больше вместе с собой – единственное его желание…»
«Чтож, теперь можно подвести предварительные итоги, – подумал Русаков. – Побег Полякова выглядит весьма странно: он не захватил ни документы, ни телефон. Впрочем, это мне ещё ничего не даёт. Трубка у него может быть и другая, щётку можно купить и новую, а ксива ему и не нужна, чтобы оставаться инкогнито. Со всем этим ещё предстоит разбираться: хорошо бы допросить его товарищей о втором телефоне. Молодёжь вечно хвастается друг перед другом подобными штучками.»
Русаков обернулся на коридор, где переминался с ноги на ногу Проклов, которому не терпелось убраться отсюда. Вряд ли эта комната ещё способна что-нибудь поведать, но эксперт не хотел сдаваться без боя. Сначала он решил простучать стены. Удар в дальнюю, соседствующую с таинственным пожарным ходом в женское крыло, он почти не услышал. Стена была каменная, капитальная, и никаких секретов он в ней не обнаружил. Удар в ближнюю стену был звонким и гулким – все перегородки здесь явно сделали из дерева.
«Жильцам это неприятно, но для сыщика порой подарок, – подумал Русаков. Может быть, сосед Полякова слышал что-нибудь интересное?
Но и этого эксперту показалось мало. Только теперь он вспомнил, что уделил непростительно мало внимания полу, покрытому таким же древним паркетом, как и в учебном корпусе. Только здесь лак на дереве стёрся почти полностью, если оно вообще когда-нибудь им покрывалось. Русаков вспомнил, как некоторые из них шатались под его тяжестью. Поддев носком ботинка одну из дощечек, он убедился, что она не закреплена.
«Грех не сделать здесь тайник. Но не в таком месте. Слишком рискованно – если я наступил сюда, то его рассекретит любой непрошеный гость.»
Он опустился на колени и принялся шарить ладонями под койкой. Через пару минут комендант, наблюдавший за ним с едва скрываемым подозрением, услышал его торжественный голос:
– А, взгляните-ка вот сюда!
Проклов поспешил в комнатку, но Русаков уже встал во весь рост, сжимая в руке продолговатый предмет клиновидной формы.
– Разрешите…
– Пожалуйста.
Русаков поднёс свою находку к его глазам, но в руки не дал. Сам эксперт так и не снял перчаток.
– Я знаю, что это, – сказал Проклов.
– Я тоже.
– Это ножны.
– Предназначены для хранения клинка с длинным обоюдоострым лезвием, наносящим режущие ранения. Нечто вроде хирургического ланцета, антикварного – сейчас такие не используются.
Читать дальше