Давид Павельев - Факультет отчаяния

– Полищук, покажите записи с камер видеонаблюдения, – приказал комендант и кивнул Русакову на кресло перед монитором.

Сам Проклов сел на кушетку у стены, предназначенную, видимо, для ночного отдыха охранника. Полищук же стал нажимать на кнопки стоя.

– В тот день дежурили вы? – спросил Русаков, пока он искал нужную запись.

– Нет. Серёга-напарник.

– Они сменяются через три дня, – пояснил Проклов.

– Вы знаете в лицо всех студентов?

– Не всех, но… особо примечательных.

– Да куда им! – снова вмешался комендант. – Они только на девиц и пялятся, и то, конечно, не на их лица. А в это время мимо хоть полк пройдёт. Посади вместо них пугало в форме – толку и то больше будет.

Полищука явно раздражало, что отставной прапорщик обращается с ним, как с солдатом-дневальным. Но возражать начальнику он не смел и лишь сильнее сдавливал зубами свою жвачку.

– Вот. Смотрите.

На чёрно-белом экране появилось крыльцо главного входа. Лиственничная аллея, соединявшая институтский городок с шоссе на город, уходила в перспективу. Но обзор был панорамным, так что в поле зрения камеры попадала и часть парка: одна из тропинок, идущая берегом пруда, сам берег и два из четырёх дубов. Вдали расплывчатым пятном темнело общежитие.

Русаков понял, что возлагать на камеру больших надежд не стоит: её предназначение то же, что раньше исполняли дверные глазки – если кто-нибудь стучит в закрытую дверь, охранник не вставая с места видел его лицо и решал, стоит ли ему открывать. Но всё-таки это лучше, чем ничего, и эксперт приступил к просмотру записи.

Итак, напарник Полищука открыл дверь учебного корпуса за час до начала занятий. Одним из первых в здание вошёл Рихтер, сжимавший потрёпанный кожаный портфель. Вскоре за ним показался Вышеславский в сопровождении своей рыжей ассистентки. Профессор, как и полагается, что-то объяснял ей, указательным пальцем вычерчивая в небесах невидимые формулы, а та внимала каждому его слову и жесту. Затем мимо камеры просеменил доктор Блюменталь, тяжело промаршировал Проклов. Ближе к звонку ко входу потянулись и студенты. Одиночек среди них было очень немного – в основном их почти беспрерывный поток вливался в двери небольшими стайками. Одни спешили побыстрее занять свои места в аудиториях, другие напротив, не торопились, наслаждаясь последними глотками свободы перед долгими и томительными часами лекций. Кто-то останавливался на пороге, в ожидании товарищей. В общем, в этой картине не было ничего необычного.

Русаков начал считать всех вошедших и вышедших. Вскоре воображаемую таблицу из двух столбцов заполнили цифры сорок восемь и два. Впрочем сейчас если кто и выходил из здания, то тотчас же возвращался.

Когда до звонка оставалось минут пятнадцать, на горизонте показалась группа из семи человек. Внимание эксперта они привлекли сразу же; он не мог уверенно определить, чем именно, но они явно выделялись из всех прочих студентов. Конечно, это явно были старшекурсники – уже далеко не такие резвые и беспечные, как их младшие коллеги. Но всё-таки они превзошли даже самых серьёзных выпускников – двигались они словно рота солдат, стройной колонной по два. Впереди, как вожак собачьей упряжки, шагал высокий юноша в костюме с галстуком. Русаков ещё не знал, что это староста Масленников. Рядом с ним – Лихушкин, постоянно оглядываясь на шествующих сзади. Марфа и Нина отрешённо следовали за направляющими, за ними Лена и Челноков. Парень рассказывал что-то своей спутнице, изображая боксёрский удар кулаком. Та делала вид, что внимательно слушает.

– Это группа Полякова, – указал Проклов. – Как всегда, все вместе.

«Я так и понял, – подумал Русаков, а вслух спросил:

– Почему их так мало?

– Ближе к выпуску курс разделили. Они пишут диплом под руководством Вышеславского, другие – у других преподавателей.

– И все они живут в общежитии?

– Кроме Масленникова. Он местный, сын главврача стоматологической поликлиники. Остальные все с области. А вот и сам Поляков.

Он плёлся в хвосте, на некотором отдалении от всей компании – длинный, нескладный, и единственный без пары. На нём была ветровка грязно-серого цвета с капюшоном. За спиной небольшой рюкзачок.

«Плохо, что камера не передаёт выражение их лиц, – пронеслось в голове Русакова. – А ещё хуже – их мысли.»

Смотрел он себе под ноги, не поднимая головы и не вращая ею по сторонам. Но несмотря на это походка его – широкие шаги, ладони скрывались в карманах полинялых джинсов, отчего он не мог нормально балансировать при ходьбе – была как у человека, которому совершенно безразлично, наступит ли он в лужу или грязь. Вид у парня был такой, будто бы он уже принял решение записаться в камикадзе.