Макс Бодягин - Святые Полуночники

С острова словно конфетти посыпались птицелицые, казавшиеся с высоты крохотными алыми точками. Сколько же их, изумлённо прошептала Ине. Моя кане, шепнул ей Амон: спуститесь в каюту, сдаётся мне, сейчас тут будет небезопасно. Ине позволила увлечь себя вниз и, уже спускаясь по трапу, услышала непривычные взрывы. Птицелицые стремительно догоняли скуны, они сжимали в руках длинные серебристые апалассы, плюющиеся округлыми сгустками эфирона, внутри которых опасно играли неоновые молнии. Шшшшшбум! Шшшшшбумм! слышалось над водой.

Сука, прошипел Амон и взобрался на шканцы, поднимая тяжёлый ствол. К нему стремительно приближались несколько птерий. На одной из них пилот прицелился в него апалассой, та звонко щёлкнула и сгусток эфирона как пушечное ядро полетел к нырятелю. Тот бросился навзничь, услышав как заряд прошипел над ним, ударившись в мачту. Шшшшшбумм, разрыв поджёг её и расколол надвое. Длинный факел полыхал, озаряя лица людей оранжевыми всполохами. Амон видел, как водолазы бегут к мачте с вёдрами, но ему было не до них. Он проверил кугельный приёмник и начал ошалело жахать картечью приближающиеся птерии.

Хесун аккуратно положил рядом свой длинный лук, поднял пневмопушку и несколько раз выстрелил, подвесив в двадцати метрах за кормой невидимую стену из стрекательных нитей. С десяток птерий влетели прямо в её середину, птицелицые, нечеловечески визжа, посыпались в воду. Хесун ухмыльнулся и крикнул: болбес, гони шибче! Скуна набирала ход. И тут вдруг случилось странное. Зарево сотен зажигательных кугелей выкрасило небо в ослепительный белый.

Хесун вытер слезящиеся глаза и оглянулся. Сотни аэрокабов наводнили воздух, непрерывно стреляя по преследователям. Десятки алых птерий летели в воду, оставляя жирный чёрный след. Аэрокабы уворачивались от эфироновых сгустков, делая в воздухе невероятные петли. С десяток судов с надсадным воем полетели в большому чёрному цеппелину, выплывшему из-за острова и бухнувшим целым рядом пушек, стоящих вдоль борта гондолы. Что это, пробормотал Хесун, но тут один из аэрокабов пронёсся совсем близко и он разглядел в кабине своего старшего брата, а на фюзеляже – изображение Зиза. Не ори так, с улыбкой сказал ему Зенофон: я понимаю, что ты рад, но не пугай кане Ине. Подумает ещё, что ты ранен. Откуда они, спросил Хесун. Зенофон беспечно пыхнул трубочкой и буркнул, не разжимая зубов: кане Юнхелине получила от меня весточку и пришла на помощь. Она обещала привести полторы тысячи резчиков и, похоже, сдержала слово. Её флот шёл за нами в дне пути всё это время. Затра Эсторр настоял на этой мере предосторожности, насколько я слышал. Почему же ты ничего не сказал, удивился Амон. Живодел пыхнул трубочкой и улыбнулся: а зачем? Хесун растерянно хмыкнул и побежал к остальным, чтобы помочь тушить мачту.

Аэрокабы со всех сторон атаковали большой чёрный цеппелин птицелицых, словно жалящие осы. Защитникам острова удалось подбить несколько машин, но пилоты катапультировались из кабин и медленно опускались на белых полукруглых парашютах. С десяток виу-воу, визжащих над самой поверхностью воды, подбирали плавающих пилотов и отвозили на флагманскую летающую платформу Юнхелине. Сама кане резчиков возвышалась на её переднем крае как статуя, блистающая сталью и полихитином. Чёрные перья на её шлеме реяли по ветру как львиная грива. Стоящие рядом резчики передавали флажками её приказы и аэрокабы слаженно отражали слабеющие атаки птицелицых.

Наконец, кто-то из резчиков пробил защитную оболочку цеппелина и тот взорвался, отбросив аэрокабы метров на двадцать. Они опасно завращались, теряя управляемость, но резчикам было не привыкать, они один за другим включали на машинах отражатели и аэрокабы отпрыгивали от волн как пузырьки воды от раскалённой сковороды. Хвала Зизу, священному и прекрасному, кажется мы отбили наших братьев, прошептала Юнхелине, глядя в большой бинокль.

Скуны кане Ине приближались, взяв под конвой самую большую из летающих платформ. Остальные три шли за ними следом, одна из них горела, но водолазы врубили помпы, опустив в воду длинные шланги, и с видимым трудом, но всё же гасили пламя. Юнхелине сняла шлем и провела тёмной ладонью по коротко остриженным завиткам угольно-чёрных волос, напоминавших каракуль. С головы полетели мелкие капли пота. Лицо кане выглядело хищным, глаза налились кровью, она щёлкала зубами, завидуя тем, кто сейчас находился в воздухе, сражаясь с птицелицыми. Наконец, битва понемногу сошла на нет, лишь отдельные взрывы слышались то тут, то там. Твари, прошептала Юнхелине: ненавижу эту птицерожую дрянь. Она развернулась и, меряя длинными шагами палубу, добежала до своего любимого аэрокаба. Легко запрыгнув в кабину, она проверила, насколько послушны носовые и кормовые пневмопушки, подняла машину в воздух и понеслась к флагманской скуне кане Ине. Почерневшая и всё ещё дымящаяся мачта торчала на ней как большая горелая спичка, от палубы поднимался пар.