Валерий Пикулев - История и тайны Северной столицы. Загадки земли сестрорецкой

– Спасибо тебе, Венечка, – произнесла она тихо. И вдруг, быстро чмокнув его в щёку, убежала. Ошарашенный, он так и остался стоять на дороге, даже и не сделав попытки её догнать. Лицо пылало, мысли путались, в голове вертелось: «Венечка…» В блаженном состоянии он побрёл домой.

Первый в жизни поцелуй… Он спутал все карты! Теперь Вениамин, забыв о главной задаче, целыми днями крутился возле дома. Даже приезд Борьки, – а он с родителями ездил в Таллин, – не смог вывести Веньку из этого состояния. Ему нетерпелось вновь увидеться с Катей, и он неусыпно наблюдал за её домом. Вдруг она пойдёт в магазин… – и вот тогда… А что тогда? Он даже не знал, о чём будет говорить с ней! Ему просто хотелось видеть её, и всё!

Нет, не всё! Ему вдруг захотелось и самому выглядеть настоящим мужчиной! – Этаким… Вот, надо бы и брюки погладить, и рубашку… а то ходит как охламон, хоть стой, хоть падай!

– Бабушка, а где у нас утюг? – он твёрдо решил начать жить по-новому.

– Господи, Иисусе Христе! – только и произнёс дедушка. Никак платье своё гладить надумал? А то ходит по Александровке, чучело чучелом! Рубашка, та аж с грязи сломивши, как у Берда на заводе!

– Сперва постирать надо штаны-то с рубахой, а потом уж гладить! – наставительно сказала бабушка. – Ужо ж я в понедельник…

– Не, бабусь, я сегодня хочу, сам.

– Ну, сам с усам! Стирай, кыль хошь, сейчас мыло хозяйственно сыщу. – И бабушка открыла кладовку. И Венька, – впервые в жизни! – выстирал брюки с рубашкой и повесил их сушиться на верёвке, во дворе. А потом выгладил. Коряво, правда, со складками во многих местах, но дедушка одобрил, – сойдёт.

И с чего такая блажь нашла, – стирать, гладить? Сказал бы кто год назад, что придётся ему этим заниматься, ни за что б не поверил! – Да! Первый поцелуй…

– Веник, – Борька подсел на скамейку, – а чего ты стирать штаны-то выдумал? И погладил даже! Ведь мы же в поле снова в земле вымараемся. Я всё лето в этом костюме ходить буду. Ну в Таллин съездить, – другое дело, а здесь, на даче…

– Не, Боб… – Веньке сейчас было не до поля. Ему хотя бы ещё дней пяток во дворе поболтаться, – копать бесполезно, сперва надо подумать хорошенько… А ты-то как съездил? – постарался перевести он разговор на другую тему.

– Да так… – в гостиницах не устроиться, пришлось на вокзале кантоваться, для транзитных пассажиров. И то не хотели пускать: мест нету, и всё тут! Отец пятёрку в паспорт вложил да сказал, что из Ленинграда мы… – тогда подействовало. А то, – нивкакую! Вот так-то за границей!

– А что подействовало, – пятёрка, или что из Ленинграда?

– А то и другое, вроде. Старушка, дежурная, сказала, что москвичей и за десятку бы не пустила! А ленинградцев уважают ещё…

Знаешь, я тут ходил к развалинам… Копается там кто-то. Вот нам и надо последить, а самим копаться как-то… Да и Василий Матвеич так ничего и не нашёл, заболел даже. Дядя Алик рассказывал…

– Ну, давай, сходим и поглядим, кто там копошится, – согласился Боря. – Вот, завтра и сходим. – На том и порешили.

На другой день, – не всё же Катьку дожидаться! – друзья отправились к развалинам. Денёк выдался хороший, солнечный. В такие дни только и любоваться природой – где-нибудь, на озере или на заливе! Не доходя до цели метров сто, ребята, не сговариваясь, убавили шаг и перешли почти на шёпот. Настораживала сама тишина… гнетущая какая-то, липкая, неприятная.

– А давай, Веник, вот так, сходу… – Боб не договорил: оба заметили вдруг, как в проломах стен древнего строения мелькнуло белое пятно!

– Там кто-то есть… Обогнём-ка, Боб, слева и со стороны леса поглядим, уж больно интересно. С той стороны стена обрушилась, мы всё увидим, а нас – никто.

Друзья так и сделали. Они, молча и стараясь не очень шуметь, продрались сквозь кустарник и подошли к полуобвалившимся стенам древнего строения так близко, что, казалось, протяни руку и…

– Тра-та-та! Тра-та-та! Вышла кошка за кота! – услыхали они чью-то незатейливую песенку и, осторожно раздвинув ветви, увидали забавного старика в белой детской панамке.

– Это… художник! Он снимает у соседей Звягинцева… – прошептал Венька. – Он-то и крутится здесь целыми днями, будто места красивше нет! Картинки рисует.

Ребята заметили и желтоватый мольберт на треножнике, к которому старый художник подходил то и дело и кисточкой наносил короткие мазки. Подойдёт, тыкнет кисточкой, а потом глядит подолгу на свою мазню, наклоняя голову то влево, то вправо.

Боб толкнул Веньку в бок. – Сваливать будем, или… – он не успел докончить свою мысль, как вдруг…