Андрей Троицкий - Смерть по вызову

– Сейчас, сейчас.

Дядя Петя заволновался, проворно поднялся на ноги. Он вытащил перочинный нож, действуя одной рукой, ловко раскрыл его, снял со своей тумбочки тарелку, положенную верх донышком. Взгляду открылись толсто нарезанные четыре куска белого хлеба.

– И сколько ты заплатил за эти мандарины? – снова покосился на тумбочку Николай Семенович.

Брат назвал сумму, уплаченную за мандарины.

– Небось, с рук брал? – брат криво усмехнулся. – Тебя обманули. У нас в магазине такие мандарины вдвое дешевле, – слово «такие» он выделил особо, произнеся его по складам.

– Прости, я не знал, – усмехнулся в ответ брат, он почувствовал себя задетым. – В следующий раз поеду на другой конец города, в твой магазин, чтобы купить фрукты подешевле. И принесу тебе.

– Я не хочу фрукты, – помотал головой Николай Семенович. – Твои мандарины вон старик съест. Я курить хочу. Очень хочу курить.

– Сейчас, – брат вынул из тумбочки спички, пачку сигарет, обвел вопросительным взглядом палату и громко спросил. – Разрешите, он покурит?

– Вообще-то у нас тут не курят, – отозвался с дальней угловой кровати гладко причесанный мужчина в очках. – У меня не только нога сломана. У меня бронхит, я кашляю. Здесь в палате все тяжелые больные.

– Я проветрю воздух, – отозвался дядя Петя, бросив разворачивать пачку масла. – Одну только он и покурит. А потом я воздух освежу.

– Ну, если только одну, – мужчина в очках отгородился раскрытой книгой.

Аркадий Семенович чиркнул спичкой, затянулся и сунул в рот брата прикуренную сигарету. Тот втянул в себя дым, задержал дыхание и, прежде чем выдохнуть, закрыл глаза.

– Хорошо, – он выпустил дым из груди и снова глубоко затянулся.

Свернув кулечек из обрывка газеты, Аркадий Семенович вытащил сигарету из губ брата, стряхнул пепел.

– Я сам, – сказал брат, взял сигарету здоровой рукой, поднес ко рту, затянулся. – Хорошо. Даже голова с непривычки кружится, – раскрыв глаза, он уставился в потолок и снова сбился на жалобный тон. – Они мне запрещают курить в палате. А в соседней палате, наоборот, все курят. Не повезло мне с соседями.

– Ничего, дома накуришься, – сказал Аркадий Семенович, наблюдая, как старик, разложив куски хлеба на тумбочке, одной рукой намазывает их маслом, причмокивает и чему-то улыбается.

Дососав сигарету почти до самого фильтра, брат протянул её Аркадию Семеновичу. Тот осторожно взял короткий окурок, опустил его в широкое горло стоящей под кроватью «утки».

– Пожалуйста, будьте любезны, – старик подал Николаю Семеновичу бутерброд и вопросительно посмотрел на гостя. – А вы перекусить не желаете?

– Спасибо, – отказался Аркадий Семенович и отвернулся к окну. Наблюдать, как старший брат жадно поглощает хлеб с маслом, как движется его острый кадык на серой истончавшей шее, было неловко и неприятно.

– Ты к сестре ездил? – спросил брат, делая громкое глотательное движение.

– Нет, не ездил, – Аркадий Семенович смотрел в окно. – Что мне там делать?

– И правильно, туда лучше не соваться, там все на виду, – слова из набитого рта вырывались неразборчивые, невнятные. – Она пару дней назад сюда приезжала. Тоже из газеты узнала, что я в больнице. Яблок привезла. Очень жесткие яблоки. Стал есть и сломал коронку на заднем нижнем зубе. Все почему-то фрукты мне приносят. Вместо еды.

– Ты сперва прожуй, а потом говорить будешь.

Аркадий Семенович повернулся к брату и с удивлением обнаружил, что тот приканчивает уже не первый, а второй бутерброд. Прожорливый старик тоже ел хлеб, но медленно. Далеко относил бутерброд от лица и разглядывал его так внимательно, будто первый раз в жизни видел и пробовал сливочное масло.

– Хороший у тебя аппетит, – Аркадий Семенович потрепал брата по плечу. – Значит, на поправку идет дело.

– Аппетит, может, и хороший, – Аркадий Семенович смахнул с губ хлебные крошки, – только жрать особенно нечего. Вот масло принес – спасибо, – он грустно улыбнулся и снова провел ладонью по сухим губам. – Слышь, старик, дядя Петя, ты бы чаю вскипятил в банке.

– Сделаем, сейчас сделаем, – отложив недоеденный кусок, старик согнул спину в полупоклоне. – Зараз сделаем. А чего толку в сухомятку питаться? Желудок раздражается.

Распахнув дверцу тумбочки, старик вытащил литровую банку, пачку заварки и кипятильник. Повертев банку и так и эдак, он встал и заковылял в угол палаты, к рукомойнику. Проводив старика взглядом, Николай Семенович поманил брата пальцем, когда тот нагнулся над кроватью, тихо спросил: