Владимир Гораль - Дознание капитана Сташевича

Всё дальнейшее бывший танкист и разжалованный гауптман Вальтер фон Бравен помнил смутно. Помнил собственный звериный рёв. Помнил белую физиономию Шнитке, перекошенную смертельным ужасом. Помнил, как неистово, а потому бестолково и недостаточно сильно бил в живот врага выхваченной из-за голенища короткого сапога заточкой из алюминиевой ложки.

Черт побери, как же долго он шлифовал её черенок о красный калёный кирпич! Выходит, не помогло…

Капитан Сташевич всё-таки решился – сделал Дарье Громовой предложение. Юный военфельдшер с лукавой улыбкой заявила, что ей надо подумать. И только через долгих четыре минуты дала согласие. Сие радостное известие майор Бабр воспринял, добродушно посмеиваясь.

Словно капитан океанского судна, находящегося в рейсе, он имел исключительное право «расписать» молодых людей. И то верно! Ну чем, спрашивается, бескрайние таёжные просторы не океан? Да разве что цвет у этой стихии не синий, а зелёный!

Впрочем, развести каких-нибудь до чёртиков надоевших друг другу супругов из лагерной обслуги начальник Бирюслага почему-то не имел права. Как бы этим самым супругам ни приспичило. Уж таков странный закон.

Играть свадьбу с привлечением гостей из лагерного бомонда новоиспечённые супруги не слишком жаждали. Тем не менее начальник лагеря настоял.

– Ты людей не обижай, капитан, – сурово заявил Бабр. – Прямо тебе скажу: спрячь свой польский гонор куда подальше. У народа в этих глухих краях и так поводов для радости немного, так не лишай его лишний раз возможности повеселиться. Вот наступит восьмое мая, день безоговорочной капитуляции Германии, тогда и праздник отпразднуем, и свадебку тебе с Дашей заодно обустроим. А я уже распорядился, чтобы начпрод Гришаня снеди всякой добыл. И, главное, пару ящиков советского шампанского в области изыскал. Кровь из носа! Так что не кочевряжься, капитан!

– Как прикажете, товарищ майор, – откозырял дисциплинированный Сташевич.

– Ну вот и славно! – пробасил подобревший Бабр. В порыве искренних чувств майор шагнул к Сташевичу и заключил его в свои могучие медвежьи объятья. – Эх, Андрюша! Нам ли жить в печали? – прогудел он в самое капитанское ухо.

– Ой, слоники! – восхищённо щебетала Даша Громова.

Она стояла перед книжной полкой в доме Сташевича, нежно поглаживая по фарфоровым спинкам двухвостых зверьков.

– Только почему шесть? А где же седьмой? Вот все говорят: пошлость, мещанство! А я прям с детства обожаю!

– Папа Анвей! – дёрнул за штанину Вадик, четырёхлетний сын Даши. – Папа Анвей, а мы с мамой теперь у тебя выть будем?

Сташевич поднял мальчика на руки, заглянул в его небесно-голубые, кажущиеся такими странно-знакомыми глаза, и со всей серьёзностью ответил:

– Конечно, сынок. Мы теперь всегда будем жить вместе!

Тем же вечером Андрею пришлось заступить в ночное дежурство по лагерю. Находящийся в доме полевой телефон зазвонил – провод от него тянулся прямо из-за лагерной колючки. Там, в помещении диспетчерской караульной службы, находился небольшой коммутатор, созданный стараниями Бабра и руками пленных немцев-связистов.

Это чудо технической мысли связывало два десятка абонентов из числа лагерного начальства и старшей обслуги. Достаточно было снять с рычага трубку, как в дежурке загоралась сигнальная лампочка вызывающего номера и раздавался звонок.

Дежурный офицер сообщил капитану о том, что младший лейтенант Рогозин заболел и придётся подменить его.

«А, чтоб тебя! Холера ясна! – мысленно выругался Андрей. – Знаем мы его болезнь…»

Капитану было порядком не по себе. Наверное, оттого, что в первую же ночь совместной жизни он оставлял свою новую семью в доме одну. Причём именно в этом доме.

Сташевич и его жилище невзлюбили друг друга с самого начала. С той первой ночи, когда «добрый старый дом» «порадовал» его тяжким ночным кошмаром в честь новоселья своего хозяина. Не слишком задумываясь над первопричиной, Андрей с той поры стал инстинктивно избегать ночёвок под этой крышей. Он практически переселился в бревенчатое здание лагерной администрации, на облезлый дерматиновый диван в своём «кумовском» кабинете.

В начале второго ночи, завершив с караульными очередной обход лагеря, капитан позволил себе расслабиться. Он снял китель с портупеей и прилёг с книжкой на кушетку в соседней с дежуркой комнате. Только лишь он задремал, как раздался короткий звонок. Андрей накинул китель и заглянул внутрь лагерной диспетчерской. Старший сержант, его помощник, сладко спал, положив голову на стол, на удобно скрещённые руки.