Елена Михалкова - Пирог из горького миндаля

– Люда?

Она не сразу справилась с собой.

– У Дарницкой? Н-нет. Никогда!

– Вы уверены?

– Не приглашала она меня к себе!

Голос Илюшина приобрел пугающую вкрадчивость:

– Вы бывали в доме без ее приглашения?

Людмила закусила губу и отрицательно помотала головой.

– Вам что-нибудь известно о ее смерти?

Женщина вскочила.

– Идти мне пора. Времени-то уже… – Она подняла к глазам правую руку, на которой не было часов, спохватилась и быстро заморгала. – Я вам все сказала!

– Нет, не все.

– Ничего я не помню, клянусь! Убили ее грабители.

– Вы знаете, кто это был?

– Нет! Ничего не знаю! Извините!

Илюшин смотрел, как она торопливо уходит, почти бежит по двору: тяжеловесная, в туфлях на высоких каблуках. Перед тем как скрыться в арке, Людмила испуганно обернулась. Кажется, боялась, что он ее преследует.

Илюшин не собирался идти за ней. Вместо этого он вытащил из кармана хирургические перчатки и спокойно снял с планшета отпечатки ее пальцев.

Затем достал телефон и обнаружил пять неотвеченных вызовов от Сергея.

– Если Кошелева ничего не знает об убийстве Варнавина, то о смерти старухи ей что-то известно, – сказал Макар, едва набрав его номер. – Разговорить ее мне не удалось, она боится.

– Прохор был знаком с Геннадием Козицким, – в тон ему ответил Сергей. – Он рецензировал его рассказы и помогал пристроить в журнал.

Илюшин осмыслил новость.

– И Раиса оставила после смерти наследство Яне Тишко, – вслух подумал он. – Серега, мы, похоже, знаем, кто убийца.

– Но какой смысл Прохору убивать соседку? Зачем? Денег у него и так куры не клевали…

Бабкин осекся.

Они с Илюшиным одновременно подумали об одном и том же. Прохор создавал миф о своей жизни, и в этом мифе центральной фигурой был он сам – преуспевающий писатель, певец родного края, которому край отплатил благодарностью. Огромный дом, просторный сад – и все это на гонорары, полученные за книги. Успешность Тульского Зодчего была неотъемлемой частью легенды. Историю о нищем таланте, замерзающем в коммуналке, Савельев тоже мог бы воплотить. Но он выбрал иной сценарий.

Вполне возможно, что все это только декорация. Картонная стена на фанерных подпорках. Образ жизни Прохора на первый взгляд свидетельствовал о его богатстве. Но что, если не было никаких гонораров? Вдруг это тоже часть мифа?

Выдумкой хорошо кормить читателей. Однако печь ими не протопишь.

– Вот именно! – сказал Илюшин и встал. Поднялся холодный ветер, понес мимо него лиственное крошево. – Про кур и происхождение зерна нам ничего не известно. Поступим так: свяжись с издателем, который выпускал книги Савельева, и постарайся разузнать, сколько ему платили. Вопрос о гонорарах очень скользкий, но дело было давно – возможно, тебе и ответят.

– Сделаю. – Илюшин услышал, как шуршит ручка по бумаге.

– Отлично. Я пока побеседую с Татьяной Тишко.

– Зачем?

– Для удовлетворения собственного любопытства. – Он пошел к выходу из парка, рассеянно обходя бегающих детей. – И вот еще что. Помнишь, в материалах дела попадается опись драгоценностей Изольды?

– Конечно.

– Кто ее составлял? Сын?

– Ювелир, – сказал Бабкин, не задумываясь. Он обратил на это внимание, когда первый раз просматривал дело. – Все свои кольца и серьги она много лет приобретала через одного мастера. Не помню фамилию. Надо посмотреть.

Ветер подул сильнее. Илюшин поднял воротник пальто и ускорил шаг.

– Постарайся отыскать его. Половину ценностей вернули, но где-то бродит вторая. Если наши догадки верны, украшения распроданы по одному. Вдруг он что-нибудь слышал об этом.

– Прижать его можно? – флегматично поинтересовался Бабкин.

– Прижимать никого нельзя, – наставительно ответил Макар. – Действуй словом, друг мой.

– Аминь, – согласился Сергей и нажал отбой.

Прежде чем уехать из Тулы, Бабкин собирался кое-что проверить. Подруга покойного Козицкого назвала фамилию: Дворжик. Сергей не знал, ниточка ли это и куда она может привести, но он был добросовестен и въедлив. Поговорить с родителями Козицкого ему не удалось: мать была в отъезде, отец оказался пьян и не способен к связному диалогу. Приходилось хвататься за другие зацепки, пусть даже самые хлипкие.

«Прохор и Козицкий, Прохор и Козицкий… – Бабкин сверился с навигатором и поехал в направлении района с многообещающим названием Пролетарский. – Алиби Прохора никто не проверял. Разумеется. Не было необходимости».