Елена Михалкова - Пирог из горького миндаля

– Венечка, все собрались! – прощебетала женщина, одетая так же ярко, как Варнавин.

– Иду, Леночка, иду! Пять минут! – Он снова обернулся к Илюшину. – Нет, не я. Я любил своего сына. Как выяснилось, недостаточно, чтобы защитить его. Вот чего я себе никогда не прощу. Наше с Тамарой горе… оно неизмеримо. Каждое утро я просыпаюсь с мыслью, что мог бы все изменить, если бы вовремя увез его из Литвиновки. В этом смысле я виновен в его гибели. Но убила его Яна Тишко. И она об этом знает.

Макар кивнул:

– Ясно. Но вопрос мой был в другом. Что за размолвка у вас вышла с братом?

– А, пустое. Поверьте, не стоит даже того, чтобы об этом упоминать.

Илюшин вышел из подворотни и поплотнее затянул на горле шарф. «Значит, даже упоминания не стоит… Это у Варнавина-то, охотно ругающего брата? Врет». Он снова подумал о том, не обратиться ли к Юрию. Но Савельев почти наверняка откажется с ним разговаривать.

Была еще одна причина, почему Илюшин держал младшего сына Прохора за лжеца.

Вениамин говорил с ним проникновенно. А Макар не доверял людям, говорящим проникновенно о своей беде. Он считал их лицедеями, актерами, любующимися собой во время исполнения роли. Человек страдающий может говорить просто. Может выдавливать слова мучительно и тяжело. Может нести злобную чушь, может кричать, может бормотать и заикаться. Но практически никогда он не способен вещать красиво – это требует подключения тех ресурсов, которые плохо совместимы с настоящей болью.

Итак, Вениамин актерствовал. Само по себе это ничего не значило. Въевшаяся привычка нравиться собеседнику – и только. «Учти, чем он зарабатывает на жизнь, – напомнил себе Макар. – У него профессиональная деформация. Учителям свойственна назидательность, политикам безапелляционность, а карманный гуру просто обязан обращаться к тебе с прочувствованной речью».

Интересно другое. Прохор дал Вениамину денег после гибели его сына, и в связи с этим Илюшина очень занимал вопрос, насколько хорошо Варнавин разбирается в людях.

Иными словами, мог ли он предсказать, что его отец поступит именно так?

– Люда, – кокетливо сказала женщина.

И руку протянула неоднозначно: как будто для рукопожатия, но слегка повернув ладонью вниз, что можно было расценить и как приглашение к поцелую.

Этим Макар и воспользовался. Наклонился и галантно прикоснулся губами.

– Ах, ну что вы! – зарделась Людмила. – Я уже стара – ручки мне целовать!

По реакции Илюшин понял, что именно этого от него и ждали. Он с полагающейся долей пылкости произнес все положенные слова о ее молодости, цветущем виде и прочем.

Людмила слушала и млела. Какой мальчик! Юный, сероглазый, обходительный – принц, принц!

– Конечно, Прохор должен был оставить деньги мне, – прямодушно сказала Людмила, когда поняла, каких воспоминаний хочет от нее Макар. – Я имею в виду, не сейчас. А тогда, пятнадцать лет назад. Кому же, если не мне! Я не работаю. У меня две дочери. Нет мужа. Кому еще меня содержать?

Она удивленно посмотрела на Илюшина. Глаза у нее были чудесного цвета – светло-голубые, вызывающие в памяти цветущий цикорий. Встречу она назначила в парке, и теперь они сидели на скамейке, а вокруг бегала и вопила малышня, подбрасывая кленовые листья.

– Но была еще Татьяна, – напомнил Макар. – Она одна воспитывала дочь и тоже была в разводе с мужем…

Людмила пожала плечами:

– Татьяна – ломовая лошадь! Пахала всю жизнь как проклятая. Зачем ей помогать? Она сама себя обеспечивает. А я так не умею. Это ведь не каждому дано, понимаете?

Она с трогательной доверчивостью ждала его ответа. «Потрясающая женщина, – подумал Макар. – Ее даже нельзя назвать стяжательницей. Просто в ее картине мира она нуждается больше всех, потому что нуждается больше всех. Какой удобный замкнутый круг».

– Не каждому дано работать? – не удержался он.

– Я неумеха, – Люда обезоруживающе улыбнулась. – Ни руками, ни головой толком делать ничего не способна. Пыталась когда-то давно… в юности. Но быстро поняла, что не мое. Женой вот у меня хорошо получается быть. И дети родятся красивые. Эх, я бы еще родила парочку! Пацанов бы! Да не сложилось.

«Женой получается быть…» – зацепился Макар.

– Вы были замужем?

– Да как вам сказать… Случалось однажды.

Людмила внезапно поскучнела, утратила интерес к разговору, и Илюшин понял, что с этой зыбкой почвы пора уходить.

– Расскажите, пожалуйста, про ваших двоюродных братьев. Они ведь мало общались с отцом?