Елена Джейхан - Память плоти. Психологический детектив

В то время, когда Вадим тер мочалкой свое тело под душем-почти-кипятком, в квартире на улице Зорге раздался звонок мобильного и Лидия Воронкина с удовольствием ответила на него, потому что он положил конец самой страшной пытки, которой можно терзать мать, потерявшую ребенка. Женщине снилось что-то, что она предпочла бы забыть: неуверенные шажки маленьких ножек в розовых сандаликах и мучительная надежда, что этот сон на самом деле явь, а то, что происходит с ней наяву, ужасный, затянувшийся на восемь лет кошмарный сон. Звонила Вера Солдатенкова, старинная подруга и в каком-то смысле коллега Воронкиной:

– Лидка, спишь, что ли? Хочешь, перезвоню?

– Нет, нет, нет, – Лидия испугалась остаться наедине с кошмарной надеждой и еще более страшной безнадежностью: – Ты чего?

– А я тебя в гости зову, к нам, в деревню.

– Ну уж, в деревню, – Лида отнеслась с иронией к тому, как Вера кокетливо назвала деревней коттеджик светлого кирпича метров на сто пятьдесят, который стоял на участке с лиственницами, соснами и белками в старо-дачном месте по Ярославке.

– Шашлычок, водочка. Ты вообще собиралась меня поздравить?

Педантичная Лидия никогда ничего не забывала и ко всему готовилась заранее: уже две недели под столиком в ее комнате стоял миксер, согласованный и купленный с зарплаты под диктовку подруги. Лидия хотела и могла провести денек с Верой и Вериной семьей.

– Натюрлих, а вы меня захватите? Он не то чтобы тяжелый, но объемный какой-то, – Лидия посмотрела на коробку с миксером. После едва заметной паузы, насторожившей Лидию, Вера заговорила с искусственной интонацией, характерной не для тех, кто легко лжет, а как раз для тех, кто хочет прикрыться полуправдой, полуложью.

– Васькин товарищ поедет, он тебя захватит, хороший мужик, заодно и донесет, и тебе на метро не тащиться, да, он шашлык какой-то фирменный делает, не пьет…

Вера говорила, объясняла, приводила аргументы, и Лидия отчетливо видела, что весь смысл происходящего в том, что Вера очень-очень хочет познакомить свою одинокую подругу с одиноким другом своего мужа. Здесь бы и быть похитрее, согласиться, а потом в последний момент отмазаться от предложения под предлогом работы: благо следователю это легко сделать, но не такова была Лидия Воронкина, поэтому она сразу сказала прямо:

– Ве-ра, если у тебя прием с гостями, особенно с «хорошими мужиками», значит, без меня. Я заеду к тебе после выходных, если хочешь, посидим в кафе.

– Господи, ну что с тобой? Иезуитство какое-то. Что плохого-то в том, чтобы познакомиться с кем-то? Тебе тридцать шесть, не семьдесят.

Вера говорила в трубку еще секунд тридцать, когда поняла, что ее больше никто не слушает. А Лидия сидела на кровати в своей любимой застиранной ночнушке и с брезгливостью думала о мужчинах, любых особях мужского пола, которых она уже восемь лет считала вариантом недолюдей, потому что под их уверенной, сильной, ответственной оболочкой прячется хлипкий гомункул с сомнительной нравственностью и отвратительными привычками. Она отвела душу и оглянулась вокруг. То, что она видела, отвлекало от неприятных мыслей.

В данный момент все возможности горизонтального размещения предметов в ее немаленькой по московским меркам двадцатиметровой комнате были исчерпаны и интерьер пополз вверх, по трехметровым стенам к потолку с лепниной, в которой еще можно было различить серп и молот, колосья и ленты. Несколько лет назад в Москве открыли магазин English Home и Лидия влюбилась в эстетику английской провинции, столь далекой и, возможно, поэтому столь соблазнительной для девушки из индустриального района подмосковных Мытищ Лиды Васнецовой (в замужестве Воронкиной).

Не проходило недели, чтобы Лидия не притащила в свою комнату предмет ее мечты нежно-розового, нежно-фисташкового, нежно-голубого… в общем, понятно: всех оттенков нежнятины. С помощью техник декупажа (Боже, благослови интернет!) Лидия сама отшлифовала и перекрасила старую мебель: крепкую дубовую кровать и дубовый же гардероб, книжный шкаф и сервант под орех – в волшебный кремовый оттенок с небольшими потертостями, которые символизировали кантри-стиль или стиль «Прованс», в общем, прелестную сельскую Европу. Окончательно Лидия переместилась в мир сквайров и леди, когда в любимом магазине она купила трехслойные шторы с подборами: одни были цвета нежного лосося, другие – кремовые с лососевыми цветочками, а третьи – кремовый тюль с такими же цветочками, но уже кремовыми. Оставалось только переклеить обои, которые носили очевидное название «Английский ситец» и поверх них закрепить полочки и этажерки, бра и зеркала. В комнате теснились комод, кресло и ломберный столик, на многочисленных поверхностях фарфоровые и деревянные фигурки толпились вместе с салфетницами, бокальницами, открыточницами и прочими приспособлениями, без которых ни одна английская леди не мыслила своего существования.