Ирина Зарубина - Смерть ходит рядом

Ну вот опять — любит, не любит, плюнет, поцелует.

Клавдия посмотрела на часы. Ну, если Малютов перешел к любви, значит, скоро конец.

Клавдия сидела с краю, поэтому никого тревожить ей не пришлось. Но она все-таки согнулась в три погибели, чтобы стать уж совсем незаметной.

Не получилось.

— Клавдия Васильевна, вы куда? — прервал свою речь Малютов.

Клавдия так и застыла в шпионской позе.

«Ну что ему сказать — я в туалет, у меня критические дни… Господи, как в школе».

Клавдия не стала оправдываться. Она повернулась к трибуне и спросила:

— А это еще надолго?

На этот раз Малютов нашелся сразу:

— Я как раз собирался дать вам слово. Расскажите нам, Дежкина, о перспективах ваших дел. Может быть, мы зря вас тут критикуем.

Клавдия постояла минутку, глядя на прокурора исподлобья, а потом спросила:

— Вы правда этого хотите, Владимир Иванович?

— Да. Мы все этого хотим, — немного удивился прокурор.

— А может, не стоит? — почти с угрозой спросила Клавдия.

— Почему это не стоит?

— Значит, вы настаиваете?

Малютов немного знал Клавдию и уже слегка пожалел, что затеял это публичное препирательство. Но отступать было некуда.

— Да, мы настаиваем.

— Хорошо.

Клавдия качнула головой и двинулась к трибуне.

Малютов, который так и не закончил свою речь, быстренько собрал бумаги и сел в президиум.

Клавдия постучала пальцем по микрофону, отчего Левинсон, спавший с открытыми глазами, встрепенулся посреди зала и начал аплодировать.

На него зашикали. Он сел, но заснуть уже не мог.

— Я сначала о жизни в прокуратуре, если позволите, — начала Клавдия. — Что ж это творится, коллеги! На областной конкурс мы не выставили ни одного танцевального номера. Да неужели среди нас нет ни одного Барышникова или Улановой? Никогда не поверю. Или возьмем биатлон. Почему на Всероссийских соревнованиях не было команды от прокуратуры? Мы что, не умеем навострить лыжи или палить по тарелочкам? Я уж не говорю про КВН. Где наша команда? У нас столько веселых и, главное, находчивых…

— Клавдия Васильевна, — перебил Малютов. — У нас тут не профсоюзное собрание. Мы о делах говорим.

— Спокойно, Владимир Иванович, приступаю к делам. Вы знаете, какой процент раскрываемости преступлений в России? Знаете? А знаете, сколько раскрытых дел доходит до суда опять же в процентном отношении? Тоже знаете. А знаете, сколько возвращается тем же судом на доследование? Это же наш брак, коллеги.

— Клавдия Васильевна, нельзя ли ближе к делу?

— Еще ближе? Ну я тогда не знаю! — Клавдия развела руками, а потом сделала многозначительную паузу. — Вы имеете в виду совсем-совсем близко к делу? Ладно, я несколько раз уточнила — вы настаивали. В прокуратуре стало нечисто. Воняет в прокуратуре. Нам тут один бизнесмен предлагал сделать европейские туалеты. Так вот я думаю — не поможет. — Клавдия повернулась к Малютову и сказала, глядя прямо в глаза: — Понимаете, Владимир Иванович, я вчера вдруг поняла, что живу и работаю среди врагов. Понимаете, иду по коридору, как Штирлиц по гестапо. Я стала двери закрывать, чтобы меня не слышали. Я стала шептаться, опасаясь, как бы завтра кто-нибудь не воспользовался информацией. Все знают, что в районках грязно, от Генеральной несет. Но своя, родная, городская прокуратура нам всегда казалась чистой, как невеста. Не бывает так, Владимир Иванович. Рыба гниет вся, от головы до хвоста, включая середину.

Малютов постепенно наливался багровой краской. Казалось, еще минута, и она брызнет во все стороны.

Клавдии неприятно было на него смотреть, и она повернулась к затихшему залу.

— Мелочи, казалось бы. Вот захожу давеча в соседний кабинет посмотреть видеокассету. А почему? Потому что у меня видеомагнитофона нет.

— Ты же знаешь, Дежкина, — вдруг сорвался и перешел на «ты» Малютов, — у нас нет денег.

— Да я не про это. Я про другое. Вот сижу я, смотрю телевизор, следователь сидит за моей спиной. Потом я ухожу, а он спрашивает — что интересного? Понимаете?

— Мы должны все друг другу доверять, — снова вставил Малютов.

— Да-да. Мы уже так надоверялись, что телепатами стали. Вот говорю я с тем же следователем о смерти Далматова. И задаю вопрос: ты его о Савелове спросил? И он мне отвечает — конечно. А откуда он про Савелова мог знать? Не мог он знать про Савелова, потому что про Савелова только я знала. Телепатия, не иначе.

— Какой Савелов? — спросил кто-то из зала.

— Да не важно. Или вот, идем мы с Калашниковой на встречу с подозреваемой. Только нам она доверилась. Никто не знает. И вдруг кто-то похищает Ирину возле самого места встречи. Откуда узнали? Телепатия — не иначе. Не следили же за нами, — иронично добавила она. — А то еще хуже. Говорила я по телефону с Игорем Порогиным. Последний наш разговор был. Это я его послала в Крылатское. И по дороге его убивают. А знаете почему? Дверь открыта была.