Владимир Никифоров - Снайперы (сборник)

В рейс уходили ранним утром. Клим еще не успел расположиться в отведенном ему люксе, которым распоряжалось не турбюро, а пароходство, как в дверь постучали. На пороге стоял бородач в форме. Судя по нашивкам, третий штурман. «Капитан распорядился перевести вас в другую каюту». – «Что-о?» – «Здесь поедет писатель Петров с семьей. Капитану звонил секретарь обкома, сами понимаете…» «Анатолий Петров?» – уточнил Клим. – «Да вроде…» Клим разозлился: «Вроде! Это же самый известный наш писатель, классик, автор “Кати Вершининой”! Вы же туристов со всей страны принимаете и даже из-за рубежа! Вы должны им не только природу нашу сибирскую показать, но и культуру! Вы офицер флота, вы должны уметь все: говорить на иностранном языке, танцевать, писать стихи!» Штурман осклабился: «Насчет стихов – это у нас кэп! Все пишет и пишет!..» «Молодой человек, кэп, шеф – это после работы. А сейчас вы на службе!» – оборвал его Клим и стал надевать форменный пиджак. Штурман не мог оторвать взгляда от его нашивок: «Я… Это… Может, вы к капитану подниметесь?» – «Зачем? Я с удовольствием уступлю эту каюту Анатолию Сергеевичу. Ведите, показывайте мою каюту». Тесная двухместная каюта вдруг показалась ему тюремной камерой, даже окно перечеркнуто, правда, не решеткой, а ступенями лестницы. «Нет, вы не подумайте что! Вы тут будете один!» «Не дай бог! – усмехнулся Клим и повернулся к штурману: – А если ко мне в гости придет начальник порта? Мне что, на кровать его укладывать?» Штурман прыснул в бороду: «Давайте я вас к капитану провожу!» – «Какой смысл? В люкс я все равно не вернусь. Что вы еще можете предложить?» Штурман замялся: «Только это… второй класс». – «Ведите!» Четырехместная каюта на первой палубе сразу понравилась Климу: за окном только вода и берег, никто не будет заглядывать в каюту, верхние полки подняты заподлицо со стеной, одна из нижних полок будет его постелью, другая – диваном для посетителей. Есть умывальник, есть место для работы: стол, стул. «Я остаюсь здесь. Только, принесите, пожалуйста…» Штурман склонился в позе официанта. «…настольную лампу, кофейник, набор посуды на четыре персоны…» «Обедать вы будете в столовой экипажа», – как о великом счастье сообщил штурман. Клим представил казенную обстановку столовой, алюминиевые столы, запах камбуза, борщ, густо заправленный томатной пастой, непременные макароны и чуть ли не закричал: «Нет! В ресторане! У меня этот… колит… или гастрит». Прозвучала команда на отход. Клим поднялся на вторую палубу и увидел Наталью. Она стояла в толпе провожающих и перебрасывалась фразами с женщиной из бухгалтерии пароходства, видать, своей пациенткой, а сама вглядывалась в лица пассажиров. Заметив Клима, сделала ему едва заметный знак: прижала ладошку к губам и, отняв ее от губ, дунула на нее. И он прошептал в ответ: «Спасибо, милая, что пришла! У меня никого нет, кроме тебя!» И был почти искренним.

Когда через два часа, наглядевшись и надышавшись, он спустился к себе, чтобы отдохнуть и привести себя в порядок перед обедом, то не узнал свою каюту: белоснежное белье на одной постели, яркое покрывало на другой, на тумбочке сияющий никелем электрический чайник, фарфоровый кофейник, на столе медноногая лампа и ваза с цветами. «Чего еще надо?» – подумал Клим и вдруг его пронзило: а ведь это все неспроста! Его хотели унизить! И унизили! Этот капитан с красноречивой фамилией Гнилин, которого на флоте прозвали Писателем: чуть ли в каждом номере «Штурвала» появлялись его плохие стихи, бледные зарисовки, рапорты о выполнении планов экипажами судов, на флоте даже байка родилась – начальник пароходства говорит своему заму: «Спроси у Гнилина, на сколько процентов мы выполнили план?»; так вот этот Гнилин слушал его на партхозактиве с мерзкой, презрительной ухмылкой, а Наталья сказала как-то: хорошо, что они успели назначить Клима начальником ОТЗ еще при старом начальнике пароходства, Сергей Иванович точно протащил бы в это кресло своего старпома Гнилина, как хотел, чтобы место Панкратовой заняла гнилинская жена. И, когда появился штурман, чтобы позвать его на обед к капитану, Клим едва сдержался, чтобы не послать его. «Передайте мою благодарность “кэпу”, но я хочу пообедать в одиночестве».

Но в одиночестве ему пришлось находиться за столом недолго. Перед ним остановилась и попросила разрешения присесть такая красивая и модно одетая женщина, что Клим встал и смотрел на нее, раскрыв рот. Женщина рассмеялась, чем несколько снизила впечатление: она смеялась вульгарно: «Давайте уже сядем и познакомимся. Меня зовут Дина Петровна, я – директор рейса. Я пришла, чтобы принести извинения от имени нашего турбюро за то, что вас пришлось переместить из люкса…» – «Да ладно, чего там! Я прекрасно устроился!» – «В ваши годы я тоже считала, что скромность украшает!» Клим оставил без внимания, что она напрашивается на комплимент: «Ах, да вы еще так молоды!», поэтому только поинтересовался: «И что же вы приобрели, когда поняли, что скромность не украшает?» Дина Петровна снова вульгарно хохотнула: «Теперь мне понятно, почему вы так быстро сделали карьеру!» Клим покачал головой: «Я не сделал карьеру…» – «Да, конечно, вы ее еще делаете! Вы еще ого-го где будете!» – «Вина хотите?» – «Хочу!» Дина Петровна сделала знак официантке, та принесла бутылку вина и налила в два бокала, подложив под бутылку белую салфетку. «Спасибо, Люсенька, – сказала Дина Петровна и обратилась к Климу: – Вас как лучше называть: Климентий Степанович или Клим Степанович?» Клим вспомнил Юльку: «Ыосыф! – И рассмеялся: – Да просто Клим, мы же в разных конторах». – «Тогда я – просто Дина». – «Сила!» «Да, в переводе на русский… Так вот, Клим, – сказала Дина, отхлебнув из бокала, – ты меня здорово поддел. Если хочешь добиться чего-то, про скромность надо забыть. Но это совсем не значит…» Она замолчала. «Мне – как врачу: надо говорить все!» – «Это почему так?» – «Потому что только в таком случае я смогу помочь тебе». Она посмотрела на него сквозь наполненный бокал: «Ты считаешь, я нуждаюсь в помощи?» – «Конечно! Ведь ты одинока». – «Почему одинока? У меня прекрасный муж…» – «Я о другом. Ты одинока, потому что вырвалась из одной среды, а в другую не вписалась…» – «Откуда ты это знаешь?» – «Потому что я сам такой». – «Что ты еще про меня знаешь?» – «А ты не запустишь в меня бокалом?» Дина внимательно оглядела бокал: «Пожалуй, нет». «Ты сейчас мучительно думаешь вот о чем: опять надо идти к этому говнюку, от него так противно пахнет, но не идти – нельзя, он мне такие гадости может устроить!» Она долго молчала, потом, словно бы с трудом, проговорила: «Ко всему прочему, как мужчина – он никакой. И это, как ни странно, еще больше привязывает его ко мне. Он знает, что я никогда не снизойду до…» – «А ты скажи ему, что готова переступить через свою… порядочность. Не ходи к нему, а если он станет возникать, скажи: я хоть и сильная женщина, но и у меня есть определенные слабости…» – «И в чем же моя слабость?» – «Твоя слабость – это твой страх». – «Страх? Ну уж тут ты не прав!» – «Так это ты говоришь ему: я, мол, боюсь, что однажды проговорюсь о твоих необыкновенных мужских достоинствах». – «Это что же? Выходит, он у меня на крючке?» – «Выходит, так». – «Но, Кли-и-м! Я же не ду-у-ра! Почему я сама этого не поняла?» – «Ты хотела, чтобы пришел я и помог тебе». Она помотала головой и обхватила ее руками: «Ты меня совсем… заколебал! Я забыла, зачем пришла!» «Ты принесла, – он показал на бутылку, – извинения». – «Да нет же! Мне позвонил этот говнюк и сказал, чтобы я уступила тебе свою каюту! Пойдем, ты посмотришь и решишь!» Он отрицательно покачал головой: «Мне от него ничего не надо!» – «Я – сама! Клим, я – сама!» «А можно – я просто приду к тебе в гости?» И она закивала пышно причесанной головой: «Можно! Можно! Можно!» Клим засмеялся: «Я насчитал три ночи!» – «А обратно ты с нами не пойдешь?» «Нет, я расстанусь с тобой и возвращусь самолетом. И еще. Ко мне будут приходить директора и начальники. Можно, я их буду принимать у тебя, вернее, у нас?» – «И что все подумают?» – «Все подумают, что Гордеев – очень важный мужчина, если прошел мимо такой ослепительной женщины!» Дина улыбнулась: «Между прочим, я закончила иняз, так что все поняла! А за комплимент спасибо! Только… Желание ослепительной женщины – не в счет?» – «В счет. Я за все расплачусь». Дина вскочила на ноги: «Жалко, я дала слово – не запускать в тебя бокалом. Почему ты меня… не уважаешь?» Он поднялся: «Я говорю это – чтобы спасти тебя». Она вдруг успокоилась и поглядела на него благодарным взглядом: «Я буду ждать тебя… спасатель!»