Николай Зорин - Программист жизни

– Ты женат? – быстро спросила Алевтина, я не успел среагировать верно на ее вопрос.

– Да, женат.

– Ну вот видишь! А говоришь, не встретил.

Моя двуличность выходила боком. Нужно сбросить одну из личин, объяснить… Но что объяснить? Что Стас погиб? Нет, сразу, в лоб, нельзя, нужно постепенно ее подготовить.

– Я так тебя ждала, – снова вернулась она к самой главной для нее и самой скользкой для меня теме, – все эти годы ждала. У меня столько раз появлялась возможность устроиться на работу в другое место. Приглашали даже старшим продавцом в «ДСЛ», ну, знаешь, такая сеть больших магазинов компьютерной техники, но я отказалась. Все представляла, как однажды открывается дверь, ты появляешься здесь, подходишь к витрине с телефонами… Видишь, так все и вышло. Ты появился. Жаль только, что в такой день. – Алевтина провела рукой по лбу. – Голова болит, – смущенно улыбнувшись, сказала она – а у меня вдруг возникло совершенно невозможное желание: поцеловать ее в висок, чтобы вобрать в себя ее боль. Мне было ее жалко и хотелось утешить. Но нужно было сказать…

Не мог я сказать! Вчера она потеряла мужа. Как мог я ей сказать, что Стас… что все эти двенадцать лет она ждала мертвого.

– Алевтина, – начал я. Она сморщилась как от боли.

– Не надо, пожалуйста, так меня называть.

– Аля… – слово далось мне с трудом, но я себя пересилил и повторил: – Аля.

И тут она разрыдалась. А я – я сделал то, что нестерпимо хотел сделать с самого начала: обнял ее за плечи.

Она плакала, я вытирал ее слезы ладонью, шептал какие-то глупые слова и даже коснулся губами виска. И понял, что я предатель. Вчера вот так же плакала Полина, а я не знал, как ее успокоить, оправдывал себя тем, что не умею утешать, не научился, ведь Полина никогда не плачет. Полине не идут слезы. Алевтине они шли, придавали женственности. Ведь так естественно женщине быть слабой.

Я должен срочно отсюда бежать. Пока не поздно. Не понимаю, что происходит! Меня никогда не привлекали такие слишком женственные женщины. Мне нравилась вечная подростковость Полины: ее тонкие руки, узкие, угловатые плечи, ее серьезно-детское лицо. Мне нравилось, что она такая тоненькая и легкая. Нужно бежать…

– Сегодня, – всхлипнув, проговорила Алевтина немного гундосым от слез голосом, – я не смогла оставаться дома одна. Так тоскливо стало, так невыносимо! Вот и решила пойти на работу. Но разве могла я подумать, что ты именно сегодня придешь? Это был первый день, когда я совсем тебя не ждала. А знаешь, – она понизила голос и приблизила губы почти к самому моему уху, – мы ведь благодаря Володе встретились. Он нанял тебя, иначе ты бы так и не появился. Вот только думаю, случайно он обратился именно к тебе или специально? Может, он все это время знал о том, что между нами было? Но почему он вообще нанял детектива?

Я рассказал, в общих чертах, многое упуская, как Сотников мне позвонил, как я решил ехать сразу, как обнаружил его уже мертвым. Она слушала, слегка покачивая головой. От этого покачивания мой голос плыл, я все время сбивался. Голова кружилась от аромата духов, исходившего от нее.

– Он ничего такого не рассказывал. Я и не знала, что его хотят убить.

– Как называются твои духи? – спросил я невпопад.

Алевтина не ответила, снова всхлипнула, а я снова воспользовался случаем, чтобы ее обнять. Я был в каком-то полуобморочном состоянии, реальность буквально разрушалась на глазах. И потому, когда на мое плечо опустилась тяжелая, недружественно настроенная рука, мне представилось, что это карающая длань ее мертвого мужа. Не без содрогания я обернулся – передо мной стоял сосед Бориса в костюме охранника. Безумный карнавал набирал обороты. Но в тот момент я испытал облегчение.

Если Полина меня обвинит в измене, то это будет несправедливо. Ведь то, что здесь происходит, – просто какой-то абсурдный сон сумасшедшего. Возможно, он снится Борису. А я ни при чем.

– Вам помочь? – сурово спросил Анатолий, не замечая абсурдности вопроса: в этот момент я обнимал Алевтину.

Она достала платок, вытерла слезы, промокнула нос и, вымучивая из себя улыбку, проговорила:

– Толик, познакомься, это Стас.

Алевтина произнесла это с таким значением, будто само имя должно было ему все сказать. И, видимо, сказало. Анатолий как-то странно дернулся, будто его ударили под дых, и с явной неприязнью посмотрел на меня.

– А это Толик, – представила мне Алевтина соседа Бориса. – Мой одноклассник и друг детства.

Не помню, называл ли я свое имя Анатолию при нашей первой встрече. Во всяком случае, он по этому поводу не высказал никакого удивления. Но по его реакции я понял, что Алевтина ему обо мне, вернее о Стасе, что-то рассказывала и это что-то ему совсем не нравилось. Он был явно в нее влюблен. Безответно и думал, что тайно. Во всяком случае, у меня создалось такое впечатление.