Р. Остин Фримен - Тайна Анджелины Фруд. Серия «Мир детектива»

– Я отвезу вас домой, – отрезал он, – и сам доставлю ей лекарство.

Мы вышли вместе, его машина ждала у ворот. Закрывая за собой дверь, я быстро осмотрелся в надежде приметить какую-нибудь отличительную особенность этого дома, которая помогла бы мне распознать его, случись такая надобность. Но темнота скрывала всё; лишь у дома напротив я приметил нечто вроде угловой башенки с куполом, увенчанным большим флюгером.

Во время короткой поездки владелец машины опять не произнес ни слова. Когда мы снова очутились перед входной дверью дома доктора Хамфри, мой спутник молча проследовал за мной в кабинет и терпеливо ожидал, пока я готовил лекарство для миссис Джонсон. Когда я передал ему бутылочку вместе с инструкцией по приему, он сунул ее в карман и довольно грубовато поинтересовался, сколько он мне должен.

– Правильно ли я понимаю, что это было разовое посещение? – спросил я.

– Если понадобится, они за вами снова пришлют, – ответил он. – Но я хочу заплатить вам сейчас, ведь пригласить врача была моя идея.

Я назвал ему сумму гонорара, и он заплатил.

– Надеюсь, вы понимаете, – сказал я, принимая деньги, – что больная нуждается в бережном обращении, пока не окрепнет?

– Я-то понимаю, – резко ответил он. – Но я же не ее супруг. Вы объяснили это мистеру… мистеру… ее мужу?

Отметив, как он запнулся на этих словах, я сказал:

– Да, я сообщил это и ему тоже, но не знаю, понял ли он меня. Его психическое состояние внушает мне опасения. Я надеюсь, что у миссис Джонсон есть кто-то более ответственный, чтобы позаботиться о ней…

– У нее есть, – сказал он твердо. – Но ей не грозит никакая опасность?

– С медицинской точки зрения, нет. Во всем же прочем… Вы знаете это лучше меня.

Он посмотрел на меня испытующе и коротко кивнул. Затем, буркнув мне пожелание спокойной ночи, повернулся и вышел.

Заперев за ним дверь, я вернулся в кабинет и вписал сумму полученного гонорара в расчетную книгу доктора Хамфри. Без сомнения, опытный врач посчитал бы на этом сделку завершенной, но я был новичком в медицинской практике, и случай не шел у меня из головы. Меня переполняло удивление, любопытство и чувство глубокого беспокойства о здоровье моей прекрасной пациентки. С трубкой в руке я уселся перед газовым камином, чтобы еще раз все обдумать.

Что же все это означало? Составными частями загадки были, без сомнения, сломанная дверь, пакет с кокаином и синяки на шее миссис Джонсон. Я попытался рассмотреть три элемента этой тайны как по отдельности, так и вместе.

След на шее появился совсем недавно. Ошибиться в его происхождении было невозможно: шнур или веревка были затянуты вокруг шеи со значительной силой, и сделала это либо сама моя пациентка, либо кто-то из ее окружения. Следовательно, это было покушение на убийство… или, может быть, попытка суицида? Как определить точно?

Была еще дверь. Ее взломали, следовательно, она была заперта изнутри. Это больше соответствовало попытке самоубийства, но и покушению на убийство тоже не противоречило. Так кто же тогда взломал эту дверь? Убийца, желающий добраться до своей жертвы, или некто, желающий кого-то спасти? Но, опять же, от чего – от убийства или от желания наложить на себя руки?

Но вот наркотик… Определенно, он и был причиной всех бед.

Что же из всего этого получалось? Могли ли все эти трое участников трагедии быть кокаинистами, а сам эксцесс вызван неумеренностью в употреблении наркотика? Эту возможность я решительно отверг: состояние моей пациентки, ее внешний вид и манеры исключали такое, да и господин, который доставил меня туда и обратно, выглядел крепким и здравомыслящим человеком, не вызывавшим ни малейших подозрений в наркомании.

Я попытался припомнить, как выглядели все трое. Первый из двух мужчин был приятной наружности господином лет сорока; второй – этот так называемый «муж» – казался нездоровым как физически, так и морально, и выглядел, я бы сказал, истерическим слабаком. Если учитывать внешнюю привлекательность его супруги, то причиной трагедии могла стать его ревность.

А она была очень привлекательна, очень! Я даже назвал бы ее красивой – или, вернее, она могла быть такой, если б ее не портила ужасающая бледность. Ее щекам явно не хватало румянца молодости и здоровья. Но, помимо внешней красоты, в ней угадывалась еще и внутренняя, а также деликатность характера. Не знаю, как я распознал это; возможно, было что-то такое в ее улыбке, с которой она поблагодарила меня за помощь перед тем, как мы попрощались, – в улыбке, вызвавшей у меня ответную нежность. При этом у меня сложилось впечатление, что она была женщиной с решительным характером и живым умом.