Ирина Зарубина - Запретное кино

Ирина опустила голову. Приуныла.

— Но ты молодец, — совершенно искренне похвалила Дежкина. — Ты настоящий «следак». Я вот как-то не подумала, а ты заметила. Меня вчера Малютов спрашивал, можно ли тебе это дело передать.

— Прокурор? — почему-то шепотом переспросила Калашникова.

— Да, Виктор Иванович.

— И?

— И я сказала — запросто, — соврала Клавдия. — Ты хоть понимаешь, к чему это?

— К чему?

— Я думаю, к хорошему домашнему столу, с салатами, горячим, десертом и добрым вином.

— В смысле?

— В прямом. Я не слишком нахальная? Угостишь по такому случаю, ты же кулинар — первый класс.

— По какому случаю? — все еще не понимала Ирина.

— По случаю твоего плавного перехода из категории стажера в штат прокуратуры.

Ирина громко сглотнула.

— К-как? Уже?

— А чего тянуть? Я же говорю — ты настоящий следователь.

— Клавочка Васильевна! — выскочив из-за стола, Калашникова бросилась обнимать и целовать Дежкину.

— Ну-ну, — скромно уклонялась Клавдия. — Ты меня помадой измажешь.

— Нет, дайте я вас поцелую. Не измажу. У меня «Макс Фактор».

Она таки исхитрилась и влепила Дежки ной звонкий поцелуй в щеку.

И как раз в этот момент дверь открыл Левинсон.

Обычно напористый и малотактичный, он вдруг смутился и попятился в коридор.

— Ох, извините, я… это… простите…

— Да заходи, извращенец! — расхохоталась Клавдия. — Ты что подумал, старый развратник? Это чисто деловой поцелуй. Можно сказать — дружеский.

— Да-да, конечно, я и подумал… — Левинсон приостановил свое отступление.

— У тебя дело или так просто пришел?

— Так это… ну, как бы… из лаборатории… Фотография…

— Покажи! — вскочила Дежкина.

Левинсон опять шарахнулся к двери.

— Да что вы сегодня такой пугливый? — укоризненно покачала головой счастливая Калашникова.

— Испугаешься тут с вами, — робко подошел к Клавдиному столу Левинсон. — Вон, мужиков до гроба доводите.

— Фотографию дай! — вдруг рявкнула Клавдия. — И пошел вон отсюда.

Левинсон положил на стол черный пакет и моментально исчез.

Хорошее настроение как рукой сняло.

— Да бросьте вы, Клавдия Васильевна, — тихо сказала Ирина. — Ну подумаешь, мало ли дураков на свете.

— Он не дурак, — тяжело ответила Клавдия. — Он вообще не свои слова говорит. Это вон, выйди в коридор, по всем углам шепчутся — Дежкиной подозреваемый с собой покончил.

Ирина какое-то время оценивающе смотрела на Клавдию, а потом тихо произнесла:

— А я не думала, что вас это волнует.

— Меня сейчас только это и волнует, — так же тихо ответила Клавдия.

Она достала из пакета фотографии и разложила их на столе.

Технари в лаборатории сделали чудо. Клавдия даже не предполагала, что размытое, не в фокусе, дрожащее изображение можно сделать таким четким.

Это был парень лет двадцати пяти: низкий лоб, узко посаженные глаза, большой губастый рот, чуть оттопыренные вверху уши, и даже — вот уж совсем магия! — шрам на скуле.

Беда одна — Клавдия никогда раньше этого человека не видела.

— Теперь все понятно, — сказала она, оторвавшись от фотографий.

— Что понятно, Клавдия Васильевна?

— Меня все мучило, откуда Семашко знает подробности убийства. А он его просто видел. Ему показали эту съемку.

— Вы думаете?

— Уверена. Знаешь, я поняла, что это мое дело, только когда убийца выстрелил.

— Почему? Неужели не узнали двор, дом?

— Господи, Ириша, ты «Иронию судьбы» видела? Разве наши дворы можно узнать? Да я даже улицу не узнала, хотя была на ней десятки раз. Только по расположению тела. Вот он упал, и я сразу узнала. Такая гадкая профессиональная черта памяти. Но уж этого, — она ткнула пальцем в фотографии, — я узнаю точно.

— Только бы его найти, — сказала Ирина почти мечтательно.

— Ничего, скоро суббота, поедем на Горбушку.

Он сидел на самом краешке стула и все время оглядывался на дверь. Звали его как-то несовременно — Порфирий Игнатович. А фамилия была словно специально придумана для его должности — Замков.

— Вы ведь теперь в подчинении министерства юстиции? — спросила Клавдия, пока заполняла шапку протокола допроса.

— Так точно, товарищ следователь.

— Здесь вам товарищей нет, — обворожительно улыбнулась Калашникова. — Мы, в конце концов, дамы, имейте совесть. Называйте нас просто — госпожи следовательницы… Нет, господа… Нет. Ну, в общем, так. Госпожа Дежкина и госпожа Калашникова.

Несчастный контролер следственного изолятора, в просторечье вертухай, от этих слов вообще сдвинулся даже с краешка и каким-то чудом теперь висел в воздухе.