Николай Старинщиков - Волчий корень

Старший следователь ехал, между прочим, тоже на иномарке. Темно-синий «Фольксваген» у него. Новехонький.

Степаныч качал головой. Так отстать от жизни мог только он. Ушел из одной милиции, а возвратился в другую. Правильно говорит Серафима. Если бы он навещал милицию, то не было бы так заметно… Контраст очевиден. Но не мог он слоняться, как некоторые. Да и некоторые другие тоже не каждый день приходят. Раньше можно было «пузырь» раздавить, запершись в кабинете, поговорить по душам. Теперь нет. Бутылку с тобой разопьют, но говорить по душам не станут.

Ефремов вернулся домой.

Полдня потратил на «мероприятия». И все для того, чтобы понять: не по средствам живут ребята.

– Иди обедать, Ваня, – позвала Серафима.

– Иду, – ответил он, но с места не сдвинулся. Слишком потрясающими выглядели результаты наблюдения.

«Ошизели они там, что ли? Думают, людям не видно со стороны. Глупый же пошел нынче мент. Да и какой это мент, если по нем тюрьма плачет».

– Идешь, что ли?! – повысила голос Серафима.

Третьего раза дожидаться Степанычу не следовало. Он встал и двинулся на кухню, однако не дошел: кого-то принесло, в дверь позвонили.

Степаныч приблизился к выходу и посмотрел в глазок. За дверью стоял какой-то мужик. Физиономия, как у японца. Из тех, что занимаются борьбой сумо. Глаза от жира заплыли. Не видно даже, как моргает. Откроешь дверь, потом думай, как закрывать.

Степаныч положил в карман сапожные клещи, лежавшие в прихожей на тумбочке, накинул цепочку, отворил дверь.

– Не узнал, что ли? – угрюмо спросил «сумо», заглядывая в щель.

– Японский Царь! – воскликнул Ефремов.

– То-то же!.. Меня вообще теперь никто не узнает…

– Заходи, Саня. Очень рад…

Это был Царев. Он вошел и сразу занял всю прихожую в коридоре.

– Я буквально тут краем уха слышал… Говорят, накатили на вас. Рассказывай.

– Садись с нами обедать. Потом расскажу.

Царев снял кожаную куртку и остался в одной футболке. Не брал его мороз.

– Помнишь, Серафима, Саню Царева? – радовался Степаныч. – Борьбой вольной занимался…

Серафима помнила. Она открыла холодильник и вынула оттуда бутылку водки.

– У меня своя с собой! – вспомнил Саня и вскочил из-за стола.

Лучше бы он этого не делал. Чуть стол не опрокинул.

– Не надо, Саня, – уговаривала его Серафима. Однако Саня был неумолим. Не для того он бутылку покупал, чтобы в кармане таскать.

– Вам же потом страдать… Вы же на одной не успокоитесь. Начнете вспоминать…

Она всхлипнула. Думы о сыне не давали ей покоя.

– Разберемся, не плачь, – тронул ее за плечо Степаныч.

– Ага, разберемся. Сам только вышел…

– Все равно разберемся.

Ефремов разлил по рюмкам.

– Вздрогнули…

– За тех, кого нет рядом. За всех подряд.

– А я хотела бы за сына…

– Давай за него, чтобы вышел из этой неприятности целым и невредимым.

– Передачу, паразиты, не приняли…

Серафима Семеновна отставила рюмку и залилась слезами.

– Разве же слезами поможешь, Семеновна, – говорил Саня.

Они выпили. Саня громко крякнул. Серафима Семеновна махала перед лицом ладошкой. Степаныч сразу покраснел лицом – реакция на алкоголь.

– Они ведь и мне подкинули, когда связывали, – повествовал Степаныч. – Уму моему не понять, до какой степени надо опуститься, чтобы творить подобные дела. Может, в наше время было всё так же, а мы сейчас просто забыли?

– Да ты что, Иван!

Царев уставился на него, словно впервые видел.

– Чтобы на иномарках ездить, никакой зарплаты не хватит, – продолжал Степаныч.

– Говорят же, у Прахова коттедж в Заволжском районе. И у многих других… Живут, будто завтра потоп, а им об этом точно известно – вот и наслаждаются. Торопятся жить.

– Кому пакетик с наркотиком, кому пистолетик в карман… с перебитыми номерами. Попробуй, отвертись. Волосы дыбом встают. И ведь кто этим занимается? Милиция! Слуги закона! А прокуратура молчит!

– Хлещут из одного стакана…

Сослуживцы умолкли. Что тут скажешь?

– Беднякова помнишь? – спросил Саня.

Как можно о нем забыть?! Иван помнил командира отделения.

– Умер, – произнес Саня.

Голос у Царева спокоен. Поздно переживать. Давно дело было. По осени. Он лишь констатирует факт.

– А Мишу Волкова?

Ефремов молчал, ожидающе глядя.

– Тоже ушел. С неделю назад… Так что от нашего дивизиона остаются рожки да ножки.

– Да-а…

Царев и Ефремов служили когда-то в оперативном дивизионе, подчиненном областному УВД. Позже именно дивизион оказался базой, на основе которой был создан ОМОН. Все они выходцы из ОМОНа. Степаныч был там позже на командной должности, командиром взвода, затем начальником штаба. За восемь лет до ухода на пенсию перешел Степаныч на «территорию», переведясь в следственный аппарат. Везде были свои трудности, однако не подличал человек в мундире.