Николай Старинщиков - Волчий корень

– Сам виноват…

Еще часа через два, когда на часах, возможно, было уже восемь, его вызвал к себе следователь прокуратуры Абрамкин – веселый молодой человек, сильно обиженный судьбой. Дежурить ему пришлось в неурочное время. Сверх установленного графика.

– Виновен-невиновен… – частил он. – Запишем что угодно. Мне, согласно Конституции, – до фонаря. Можешь лично здесь написать: безвинен. Даже так. У нас демократия. Не возбраняется. Не признаешь, значит? Так и напиши: не признаю собственную вину…

Степаныч писал собственноручно. Обрисовал всю ситуацию, сложившуюся до сегодняшнего дня. В конце он просил привлечь к ответственности следователя Бнатова к уголовной ответственности.

– Да-а-а, – смачно протянул Абрамкин, – целое сочинение у тебя получилось. Закончил? Тогда до свидания. Завтра утречком поедешь в тюрьму. Не принимают они теперь вечерами. А пока в камеру, на боковую. Потом увидимся, может. Распишись в протоколе-то.

Ефремов ни словом не упомянул о своей работе в милиции. К чему? Еще подумает, что просится человек на свободу. Он словно специально спешил следом за сыном. О собственной судьбе переживать теперь не приходилось.

Утром Степаныча действительно вывели из камеры и повели в милицейскую автомашину. В коридоре его встретила Серафима с сумками. Не приняли у нее передачу. Ни для сына Олега, ни даже для старого мента Степаныча.

Серафима Семеновна опустила в углу сумки и бросилась наперерез конвою. Однако ее подхватили под локти и бесцеремонно оттеснили. Куда старухе тягаться с молодыми.

Степаныча и еще троих арестованных быстро посадили в машину и тут же выехали со двора. Не успел он спросить у супруги, что с Олегом. И следователь его, Абрамкин, тоже молчал, сославшись на некомпетентность и забитость жизнью.

Недели через две со Степанычем встретился следователь прокуратуры. Тот слепил уголовное дело в течение одного вечера. Сразу предъявил обвинение, допросил в качестве обвиняемого и тут же объявил о его окончании. Знакомься, Степаныч, если желание есть.

От помощи адвоката Ефремов отказался: на платного денег нет, а от бесплатного толку, как от козла молока. И даже еще меньше.

И вот он суд. Строгий мужик глядит на Степаныча поверх очков и, кажется, готов испепелить взглядом. Точно такими же глазами он смотрит на потерпевшего Бнатова. В зале нет больше никого – не сообщили Серафиме. В коридоре сидят две свидетельницы.

– Что скажет свидетель? – интересуется судья. – Расскажите, как дело было.

Женщина, запинаясь (не каждый день в суде бываем), рассказала о случившемся. Она хорошо помнила тот случай. Пакетик какой-то действительно изымали, но подсудимый был в это время уже в наручниках. Откуда ей знать, как к нему попал наркотик. Да и наркотик ли это вообще, так что не может она сказать, что тот пришел с этим делом в кармане. Борьба была. Не отрицает она. И резину видела в руках у подсудимого. На лице у другого не видела. Такие, брат, товарищ судья, дела.

– Ваша честь, – поправляет судья.

– Да, ваша честь…Суд удалился на совещание. И через час вышел с приговором.

Учитывая курьезность случая и абсурдность обвинения, а также хорошие характеристики, приговорили Степаныча к двум годам лишения свободы. Условно. С испытательным сроком на тот же срок. Обвинение в хранении наркотического средства полностью сняли. Даже сопротивление работнику милиции изменили. Осталось одно хулиганство.

– Из-под стражи в зале суда подсудимого освободить немедленно, – звучал голос судьи в просторном помещении.

Повезло Степанычу. Попадись ему женский пол в качестве судьи, еще неизвестно, во что бы все вылилось.

Конвой дождался выписки из приговора и отпустил бывшего арестованного. Редкий случай, но вовсе не выдающийся. Бывает такое в жизни. Повезло мужику.

Районный суд помещался напротив управления внутренних дел. Степаныч вышел из суда, покосился на окна следственных кабинетов. Никогда бы не подумал, что возвращаться придется через столько месяцев. Дорога та же, зато окружение не то. Листвы нет. И под ногами снег скрипит. Даст бог, он еще свидится с потерпевшим Бнатовым. Его невозможно забыть.

В троллейбус он сесть не посмел. Денег в кармане ни копейки. Не положено их иметь при себе арестованному.

Ничего. Он добежит. Вон и школа виднеется вдали.

Красная кирпичная стена светилась впереди, в самом конце улицы.

Степаныч перевалил через порог. Серафима вскинула кверху брови и пустила слезу. Не плач старуха. То ли еще будет!