Ирина Зарубина - Окончательный расчет

Зато по мелким преступлениям — так называемой бытовухе — раскрытых дел было хоть отбавляй. Такие преступления раскрываются сразу. Пьяный муж трезвеет и идет в милицию заявлять, что прирезал собственную жену.

Малютов досадливо перебрал дела, выбрал из них наиболее анекдотичные — все чиновники любят посмеяться — и, сложив в портфель, отправился в мэрию.

Дела, впрочем, он взял на всякий случай. Догадывался, что разговор пойдет совсем о другом.

Они там обнаглели, почувствовали, что он сейчас в тяжелой ситуации. Конечно, напомнят ему о деньгах, которые перекачивали через «Импэксбанк» в его подставную фирму, занимающуюся якобы внедрением в производство космических технологий. Неужели позабыли о компромате, который на них имеется? Ничего, он напомнит. Они очень не любят, когда им об этом напоминают. Но он и не собирается их по шерстке гладить. Он собирается их бить наотмашь.

Деньги через «Импэксбанк» мэрия перестала отправлять уже два месяца назад.

Малютов попытался на них надавить, но тут началась эта история с пропавшими видеокассетами, ему было не до денег. И так кругленькая сумма лежит тихонько в швейцарском банке и ждет своего хозяина.

Но сейчас он понял, что сдаваться нельзя. Они рано списали его. Он еще повоюет.

Впрочем, и к этому бою Малютов готовился зря.

Шло совещание о подготовке к выборам. Его отчет никто не спросил, хотя Малютов был готов на все сто. Просто это заседание было одним их многих, он еще успеет выступить на других.

Переговорить с нужными людьми тоже не получилось. Все быстро кончилось, и все разбежались.

Малютов решил, что сегодня больше в прокуратуру не поедет. Устал. Доберется домой, поест и сядет к телевизору. Все. Никаких больше дел.

Жил прокурор на Кутузовском проспекте. Но что это за квартира — двести восемьдесят квадратных метров! Люди вон по тысяче имеют.

Правда, была и у него еще одна хорошая квартирка, но не в Москве. А в тихом городке Мангейм, который уютно расположился в низовьях Рейна.

С этими приятными мыслями он вышел из мэрии, сел в машину, буркнул водителю:

— Домой, — и стал смотреть на улицу.

Нет, до чего же у нас некультурный народ! На каждом шагу нищие. Проститутки вон спокойно разгуливают. Нам с этим народом еще мучиться и мучиться.

Водитель гнал по средней, специально для высоких чиновников приспособленной полосе.

«Ауди» плавно присаживалась на неровностях дороги. Вот ведь — самый центр Москвы, а дороги, как стиральная доска.

С моста свернули к гостинице «Украина», объехали ее и оказались в уютном зеленом дворе. Сталин приказал когда-то посадить здесь яблони. Теперь уже их не осталось — ну что за народ!

— Свободен, — сказал он водителю. — Завтра к девяти.

Но не успел открыть дверцу машины, как что-то громко щелкнуло по крыше.

— Вот сволочи, опять чем-то из окна бросили, — сказал он, повернувшись к водителю, и замер.

Сначала он услышал, что щелкнуло по крыше еще три раза, а потом увидел, что голова водителя запрокинулась, а из-за уха течет красная струйка.

Малютов сначала невольно пригнул голову, а потом свалился на пол.

По крыше все щелкало и щелкало, и от каждого такого щелчка в ней появлялась аккуратная круглая дырочка. И эти дырочки приближались к заднему сиденью, туда, где находился прокурор. Еще секунда — и его не станет. Убежище на полу его бы не спасло.

И тогда Малютов дико закричал, бросился в открытую дверь и помчался к своему подъезду. Но по дороге изменил решение.

Там, в подъезде, наверняка кто-то ждал его.

Поэтому, описав небольшую дугу, прокурор вылетел со двора и побежал к гостинице.

Сзади взвизгнули тормоза.

Малютов снова вскрикнул. До двери гостиницы было совсем недалеко. Там его не тронут, не посмеют.

Он оглянулся назад, но никто за ним не гнался. Просто машина сворачивала во двор.

Он толкнул тяжелую дверь и ввалился в холл.

— Спасите, — крикнул он.

— Что?! Что случилось?! — бросился к нему охранник.

И Малютов, только что готовый спрятаться под стол, в самый дальний угол, за спину любого, вдруг сказал:

— Умираю от жары. Где тут у вас бар?

Котляров так и не пришел.

Клавдия несколько раз стучала в дверь, но контролер отвечал, что начальника не может найти. Потом он сменился, и Клавдия уже упрашивала другого, который был куда строже и вообще отказался тревожить своего шефа в столь позднее время.

Ночью Клавдия не спала. Почему-то она не слишком доверяла крепким бутырским стенам. Она знала, как это делается, — самой приходилось расследовать такие преступления. Потом концов не найдешь. В этом строгом и наглухо запертом учреждении вдруг обнаруживалось много российских дыр. Контролеры в лучшем случае получали служебное взыскание. А убийц не находили. Вернее, чего их искать — тут каждый второй убийца.