Александр Содерберг - Сын за сына

– Таунхаус, куда ты отвез мое оружие прошлым летом, после того как спер мою машину в Ютландии. Приехали ты, Ральф и Кристиан.

Михаил вспомнил – и покачал головой.

– Этот дом всегда пустовал, мы использовали его в чрезвычайных ситуациях.

– Каких?

– Чрезвычайных, – повторил Асмаров.

– Каких? – снова спросил Йенс.

Михаил уставился на него, как будто хотел сказать, что Йенс и сам все должен понимать.

– Каких? – Йенсу было наплевать.

– Ты помнишь мужчину в гараже?

Йенс действительно помнил. Мертвеца, который лежал там с перерезанным горлом на его ящиках с оружием, запекшуюся кровь. Словно визитная карточка Ральфа Ханке.

– Вот в таких ситуациях мы и пользовались тем домом.

– Едем туда, – сказал Йенс.

– Почему?

– Потому что мы ездим везде, – ответил он.

Дом, один из многих одинаковых, на улице, где не было больше ничего. Построенный в те времена, когда, казалось, никого ничто не заботило. Место, где люди страдали.

Они сидели в машине и разглядывали дом. Внутри темно, никакого движения, ничего.

Йенс открыл дверь автомобиля, вышел, пересек узкую улицу и оказался у входной двери. Дернул ручку – закрыто.

Михаил вздохнул.

– Пойдем, – буркнул он Софии.

Они перешли улицу. Асмаров направился к гаражу, свистнул Йенсу, подошел к двери гаража и дернул ее несколько раз, пока замок не поддался. Дверь трещала и скрипела, гремя ржавыми петлями, пока наконец не встала на место в маленькие углубления.

Они заглянули в темноту, почувствовали запах сырости и затхлости. Гараж без машин. Они обыскали его… ничего.

Темная подвальная лестница вела наверх.

В прихожей на первом этаже было пустынно и тихо. Йенс с Михаилом осмотрели кухню и две комнаты, а затем поднялись на второй этаж.

На незастланной кровати на боку лежал мужчина в застиранных джинсах и желтой футболке. Грязный и небритый, с черными вьющимися волосами. Возможно, из Южной Европы или Северной Африки. Лет тридцати. Под кроватью на полу – много свечек, ложки, зажигалки, два шприца, старые банки из-под лимонада и обертки от сладостей. У одной из ножек лежал револьвер, серебристый, наполовину заржавевший и ветхий. Михаил шагнул вперед, поднял его, проверил барабан – полностью заряжен – и убрал его в карман куртки.

Втроем они стояли и смотрели на этого асоциального мужчину. Парень был в полной отключке, как новогодние гирлянды после праздников, совершенно обдолбанный. Рот открыт, слюна клейкая, дыхание замедленное. Сухой и свистящий звук из гортани. Может, в этот момент даже мыслей и чувств у него не было – что само по себе и являлось главной целью.

София подошла к мужчине, села рядом и пощупала пульс – слабый; кожа вспотевшая и холодная.

– Кто он? – спросила она.

– Не знаю, – ответил Михаил. – Думаю, один из списанных парней Ханке.

– Списанных?

– Он имеет обыкновение так поступать.

– Как?

– С людьми второй категории. Банда почти всегда состоит из наркоманов.

– Почему?

Асмаров ответил, глядя на парня:

– Когда Ханке они больше не нужны, он устраивает все так, чтобы они переступили грань, повышает дозу. Таким образом, он избегает ответственности за финал. Они убивают себя сами. Ханке поступил так с нескольким парнями, когда я работал на него; говорят, так же он поступил со своей женой Сабиной, матерью Кристиана.

Мужчина лежал и кайфовал в нищете. Больше ему уже ничего не светит. Сердце ослабнет, а потом он умрет от передозировки.

Михаил почесал под носом и прошептал:

– Я подожду здесь, пока он не проснется.

Йенс все понял, аккуратно взял Софию под руку, вывел из комнаты и спустился с ней по лестнице.

Они сели за кухонный стол. Стены тихо потрескивали. За тонкими двойными окнами проезжали редкие машины.

Наверху приглушенные звуки… разговор, спокойные вопросы и ответы. Голоса становились громче. Она слышала: голос принадлежал не Михаилу, а второму мужчине. Он говорил взволнованно… злился… был испуган. Михаил говорил все время; слова неразборчивы, лишь глухие звуки, прокладывающие себе путь вниз по стенам, через пол на кухню.

Затем хлопок, резкий хлопок, а после сдавленный вопль… пронзительный крик из зажатого рукой рта.

София подняла глаза на Йенса. Он медленно покачал головой.

Еще несколько хлопков, потолок над ними вибрировал. Мужчина кричал от боли.

София вскочила, Йенс поймал ее за руку. Она пыталась вырваться, но он обхватил ее и заблокировал. Наверху продолжалась бойня, Йенс крепко и вместе с тем нежно держал ее. Хлопки участились и стали жестче, методичные и ритмичные. Вдруг наступила абсолютная тишина.