Александр Содерберг - Сын за сына

Тяжелые шаги вниз по лестнице. Йенс отпустил Софи.

На кухню вошел Михаил; взгляд его был пустым.

– В одном из хозяйств есть мальчик, – сказал он. – Подросток.

И вышел из дома.

Химчистка «Флорида» находилась на улице Русенлундсгатан. Сухой воздух, прозрачный полиэтилен на костюмах и платьях, висящих на вращающихся вешалках.

Антония ждала у прилавка. По радио играла музыка в стиле евро-поп. Женский голос подпевал откуда-то из глубины химчистки. Женщина знала текст целиком, попадала в тон; звучало красиво.

Антония нажала на гостиничный звонок, стоявший на стойке. Песня прекратилась.

Вышла Марианне. Немного стара для евро-попа – около шестидесяти, по-прежнему красива. В расцвете лет была блондинистой секс-бомбой.

– Привет, инспектор, – поздоровалась Марианне; в ее голосе проскользнуло пренебрежение.

– Это ты пела?

– Ага.

– Красиво.

– Спасибо.

– Угостишь кофе? – спросила Антония.

– Нет, – ответила Марианне, – но в кране есть вода, заходи.

Она ушла в глубь помещения.

Марианне Грип, супруга Ассара Грипа. Тот, крупный стокгольмский гангстер в восьмидесятых, бесследно исчез. Марианне старалась поддерживать жизнь в организации, прежде всего чтобы помочь приспешникам. Она играла там какую-то странную роль, типа мамочки всех мелких преступников…

Так Антония познакомилась с Марианне. Совершенно случайно. Она любила ее и чувствовала взаимное расположение. Закрыла на нее глаза и оставила в покое. Иногда просила о помощи.

Марианне явно не шутила про воду в кране. Она дала Антонии стакан, а сама села. Помещение представляло собой маленькую кладовую.

Марианне была доброжелательна и с радостью ждала поручений от Антонии.

– Две вещи, – сказала та.

– Как всегда, две вещи, – отозвалась Марианне.

– Во-первых, один человек, мужчина около тридцати, избил свою бывшую, стриптизершу. Его зовут Роджер Линдгрен. Я искала – и ничего не нашла, кроме почтового ящика.

Марианне не подавала виду. Антония продолжала:

– Во-вторых, мне нужно удостоверение личности умершего человека. С новой фотографией, остальные данные без изменений.

– Сохранилось ли его водительское удостоверение?

– Нет.

– Паспорт или другой документ?

– Увы.

Антония достала четыре паспортных фото Майлза Ингмарссона и отдала Марианне, которая стала их рассматривать.

– Для чего будет использоваться удостоверение? – спросила она.

– Тебе незачем это знать.

– Есть зачем.

– Зачем?

– Если его будут сканировать, тогда трудно. Если только показывать, то проще.

– Только показывать, я думаю.

– Думаешь?

– Да, думаю.

– А это то же самое, что не знаешь?

– Да, вроде того.

Марианне повернула фото Ингмарссона к Антонии.

– Статный мужчина, не находишь?

– Нет.

Марианне рассмеялась.

– Всегда рада тебя видеть, Антония.

– Я тебя тоже, Марианне.

– Как у тебя дела?

– Не знаю, никогда не успеваю проанализировать. А у тебя?

– Хорошо.

– А у твоей дочери Эстер?

– У нее тоже хорошо. Ее отец гордился бы ею. Иногда хочется ущипнуть себя за руку – вот мы, тридцать лет спустя, можем говорить обо всем на свете, у нее все отлично, она – мое всё…

– Как нужно вести себя? – спросила Антония.

– Матери и дочери?

– В отношениях в принципе?

Марианне пожала плечами.

– Нужно просто быть честным перед собой и перед теми, кого любишь.

– И этого достаточно?

– Более чем.

– Так просто?

Марианне задумалась.

– На практике – нет.

– А что еще?

– Понятия не имею. Зачем тебе? У тебя проблемы в отношениях?

– Нет.

– У тебя вообще есть отношения?

– Наполовину.

– С кем?

– С одним коллегой.

Марианне помахала паспортной фотографией. Майлза Ингмарссона.

– С этим?

– Нет, с другим, с Ульфом.

– Гм, – кивнула Марианне. – Ульф, говоришь… И что ты хочешь от него?

Антония пожала плечами.

– А он что?

– Он добрый, умный и боится близости. Это похоже на меня.

– Минус доброта и ум в таком случае, – сказала Марианне.

– Да, минус доброта и ум, конечно же.

– Ты достойна любви, Антония. Бери ее, если она придет.

– Если придет – обещаю. А с бизнесом как?

– Не могу жаловаться. Многие борются за выживание.

– Это правда.

– Гребаная страна.

– Ну, как посмотреть.

– Нет, гребаная страна, как ни посмотри. Во всем появилось что-то социально-расистское, нацизм всеобщего благоденствия. Просто слов нет! Был бы жив Ассар, он задал бы всем тупым расистам. Зуб даю! Он просто ненавидел мелочность и идиотизм, которые теперь разъели страну. Это неправильно, абсолютно.