Александр Содерберг - Сын за сына

– Это все принадлежало Винге?

Карлссон посмотрел на бумажку с написанным от руки текстом.

– Нет, тут имущество трех людей, но только личные вещи, мебели нет.

– Но один из них – Винге?

Джерри снова глянул в свою бумажку.

– Да, согласно моим записям. Но здесь нет никакой системы, поэтому я не знаю, что принадлежало ему.

Антония разглядывала гору вещей. Ящики и полиэтиленовые мешки, заполненные до краев. Одежда, книги, инструменты, предметы, детали…

– Хорошо, спасибо. Тогда я начну искать?

Джерри поднял вверх большой палец и покинул подвал.

Вздохнув, Антония огляделась посреди беспорядка и вытащила большую картонную коробку. Одежда, женская одежда. Она закрыла крышку, села на коробку и стала медленно перебирать то, что лежало перед ней. Сначала пролистала книги – люди иногда кладут туда купюры и записки. Это занятие занимало много времени, поднимало кучу пыли и было чертовски скучным. Она прощупывала одежду – только мужскую, – искала среди сервизов и кухонной утвари; передвинула два постера в рамке – один с Инго Юханссоном в боксерских перчатках, второй – с шимпанзе, сидящим на унитазе с туалетной бумагой во рту.

За всем этим Антония нашла еще коробки с одеждой, книгами и постельным бельем.

Поиски требовали много энергии и тяжело давались ей, ведь она с самого начала не верила в успех.

Шли часы, вещевое проклятие не заканчивалось.

Антония вдруг осознала, что не встретила здесь никаких личных вещей. Никаких писем или записок, фотографий, никаких мелочей на память – ничего, что могло дать представление о том, каким был Ларс Винге. Казалось, всё подчистили.

Пять часов спустя Антония закончила осмотр всего содержимого склада, каждого сантиметра. Она устала, хотела пить и вдобавок ко всему в туалет. Рабочий день давно закончился. Женщина позвонила Джерри с мобильного, и он сказал, что даст ей свою кружку.

Антония пришла к нему. Джерри угощал фруктами и напитками, рассказывал, чем занимался, когда убили Пальме [18]. Об этом рассказывали все родившиеся до 1965 года, когда им доводилось общаться со следователем. Потом она снова спустилась в подвал и заново начала перебирать вещи с того же места, с которого начала в прошлый раз, методично и осторожно просматривая еще раз всё подряд.

Любезный Джерри принес термос с кофе и булочку и, хромая, удалился.

Времени было двадцать минут двенадцатого вечера, когда Антония услышала высокий звук. Она упустила это раньше, когда выворачивала карманы у найденных брюк. Так что перед очередным осмотром она решила как следует потрясти одежду. Он выпал из заднего кармана джинсов… на мгновение он блеснул в воздухе и упал на бетонный пол с красивым металлическим звоном, словно тон камертона – возможно, нота ля удивительно высокой октавы.

Антония посмотрела на ключ, наклонилась и подняла его. Да, она была права. Ключ от банковской ячейки.

– София, расскажите, что вам нужно, и я попробую вам помочь.

Слова парня Клауса Келера – Рюдигера – звучали странно; он говорил как работник банка, который хочет рассказать о пенсионной страховке.

Но потом Рюдигер объяснил, что Клаус сдержал обещание, данное ей в «Трастене» полгода назад, и перед смертью передал его Михаилу Асмарову.

Это тронуло Софию, она чуть не расплакалась.

– Михаил по-прежнему работает на Ханке? – спросила она.

– Нет, перестал после происшествия в Стокгольме. С тех пор он фрилансер.

София коротко описала Рюдигеру ситуацию – ее сын пропал и, вероятно, находится у Ханке. Ей нужна любая возможная помощь, чтобы найти его и увезти в безопасное место.

– Если он у Ханке, вам нужно начать с его места жительства, с Мюнхена. Я попрошу Михаила встретить вас там.

София и Йенс отправились в сторону западных пригородов. Грек по имени Сократ продавал подержанные автомобили средней паршивости. Йенс выбирал, проверяя двигатели, цвет масла и шины; остальное его не интересовало. Он купил «Ауди», лошадиных сил в которой было больше, чем он рассчитывал.

Перед Сократом в его офисе лежали фальшивые права и гора наличных. Он любил посмеяться, все время рассказывая о детских годах на острове Кос.

Рукопожатие, ключи в руке, ключ в замке зажигания, двигатель готов кого-нибудь убить.

Йенс поехал на юг. София прислонилась головой к стеклу, мысли затмевали ее зрение. Машина – место для молчаливой рефлексии. Никто из них ее не нарушал.