Джулия Хиберлин - Янтарные цветы

В голове свербит. Я хочу согласиться, но не уверена в своих силах. Все, абсолютно все в этом мире может обернуться для меня злом.

Она осторожно истолковывает мое молчание.

– Не сегодня… Но скоро?

– Да, да. Скоро.

– Можно дать вам домашнее задание? Нарисуйте, пожалуйста, эту занавеску еще раз – по памяти. Потом звоните, я выкрою для вас время. – Она гладит меня по колену. – Я сейчас вернусь.

Доктор Джайлс подходит к закрытой двери (подмечаю легкую хромоту артритика) и скрывается в своем убежище. Я успеваю заметить теплый свет и большой антикварный стол.

Она тут же возвращается и дает мне визитку. Больше у нее в руках ничего нет. Рисунки останутся у нее – подглядывать запрещается.

– Внизу я написала мобильный, – говорит она. – Напоследок хочу задать вам еще один вопрос, если можно.

– Конечно.

– Цветочное поле. Гигантские цветы злобно скалятся двум девочкам.

Девочкам ? Их там две?!

– Да ерунда это. Рисунок не мой, а подруги. Мы всегда рисовали вместе. Она была в курсе моего… обмана. Сообщница, можно сказать. – Я неловко смеюсь.

Нэнси бросает на меня встревоженный взгляд.

– У вашей подруги все хорошо?

Странный вопрос. С тех пор прошла целая вечность. Какое это может иметь значение?

– Мы давно не виделись. Она уехала сразу после суда, незадолго до выпускного.

Просто исчезла. Испарилась.

– Наверное, вы очень переживали. Потерять близкую подругу сразу после такой травмы…

– Да. – И мне совсем не хочется вдаваться в подробности. Я начинаю пятиться к двери. Вот уж о ком я не настроена сегодня разговаривать, так это о Лидии.

Однако доктор Джайлс неумолима.

– Тесса, я совершенно уверена, что ваша подруга Лидия, автор этого рисунка, была до смерти напугана.

– Вы говорили, что на рисунке… две девочки. А я всегда думала, что одна. Истекающая кровью.

Крошечное красное торнадо.

– Мне сначала тоже так показалось. Силуэты не очень четкие. Но если приглядеться, можно рассмотреть четыре руки. Две головы. По-моему, одна из девочек как бы защищает вторую, закрывает ее своим телом. И красное пятно – не кровь. Просто у защитницы рыжие волосы.

Притворяться слепой очень трудно. Прошло уже два дня. Я знаю, что не смогу долго выкручиваться, особенно с папой. Но мне нужно понаблюдать за окружающими, за языком их тела. Что они чувствуют, когда я не смотрю – не вижу ?

Врач сидит за столом и что-то строчит. Царапанье ручки по бумаге сводит меня с ума, хочется закричать.

Он поднимает голову и окидывает меня беспокойным взглядом – не передумала ли? Может, все-таки заговорит? Или хотя бы позу поменяет? Я скрестила руки на груди и смотрю прямо перед собой. Сегодня я вошла в кабинет и сразу заявила, что с меня хватит. Хватит, хватит, хватит !

Мы же договорились , напомнила ему я.

Никакого гипноза! Я отказываюсь выдавать свои тайны чужому человеку. И ведь я на первой же встрече обозначила все правила, благо их немного. Если он так легко их забыл, на что еще он способен? Глядишь, предложит мне веселые таблеточки? Я читала «Нацию прозака». Но там у героини все совсем плохо. Сплошные тараканы в голове. Я не такая.

Не желаю уподобляться ей или Рэнди, парню из школы, который не вылезает из футболки с группой «Элис ин чейнс», глотает «ксанакс» на переменах и потом спит на уроках. Я слышала, что у его матери – рак груди, и всегда стараюсь ему улыбаться, когда мы встречаемся возле шкафчиков (его шкафчик – рядом с моим). Рэнди прислал мне очень милую открытку в больницу. Кот с градусником во рту и подпись: «Иногда судьба так жестока». Интересно, долго он искал эту цитату? На дверце моего шкафчика висит фото Аланис, так что он, конечно, знал… Наверное, «Элис ин чейнс» поют только о том, чтобы пойти застрелиться или вроде того.

Лидия сразу догадалась. По всяким крошечным приметам. Библия на комоде была раскрыта на Исайе, а не на Матвее. Телик чуть развернут к кровати. Розово-зеленая футболка и легинсы в тон, коричнево-розовые тени «Мэйбеллин», которыми я уже год не пользовалась… Все вместе, сказала Лидия, выдало тебя с головой.

Повсюду меня поджидают сюрпризы. Самый главный – мое лицо в зеркале. Я стала какая-то угловатая. Нос похож на стрелку дедушкиных солнечных часов. Шрам-полумесяц под глазом бледнеет, он уже скорее розовый, чем красный, и больше не бросается в глаза. Папа осторожно предложил мне сходить к пластическому хирургу, но одна мысль о том, что я буду лежать на кушетке без сознания, а во мне будет ковыряться человек с ножом… Ну уж нет. Ни за что. Пусть лучше все смотрят.