Джулия Хиберлин - Янтарные цветы

Всю историю целиком знает только Энджи. Но ее больше нет.

Чахлые сюзанны под окном меня не обманут. Уж я-то знаю, что в каждом из тридцати четырех цветков огромное количество семян – хватит, чтобы весной рудбекиями зацвел весь двор. Я надеваю перчатки и вооружаюсь жестянкой с гербицидом. Интересно, ему нравится за этим наблюдать? За годы практики я поняла, что гербицид – самый эффективный метод. В семнадцать я вырывала сюзанн с корнем.

Налетает ветер, бросая мне в лицо брызги гербицида. У него горький металлический вкус.

Если долго тут провожусь, опоздаю, а мне ведь надо забрать Чарли с тренировки. Я наношу на цветы последний слой отравы, стягиваю перчатки и бросаю их рядом с жестянкой. Затем хватаю с кухонного стола ключи, запрыгиваю в свой «Джип» и еду в спортзал для девятиклассников. Штаб-квартира «Строптивых жеребят». На тротуар высыпают щебечущие, строчащие эсэмэски девчонки в неприлично узких спортивных шортах. Мамы могли бы со спокойной совестью пожаловаться на такую «форму», но не жалуются.

Распахивается задняя дверь – я, как обычно, вздрагиваю.

– Привет, мам! – Чарли забрасывает на сиденье синюю найковскую сумку, в которой меня всегда ждут пахучие сюрпризы, и тяжеленный рюкзак с учебниками. Следом запрыгивает сама.

Чистое ангельское личико. Обалденные ноги. Крепкие мышцы – впрочем, еще не способные дать отпор. Невинна – и вместе с тем нет. Я не хочу это сознавать, но я научилась видеть Чарли его глазами.

– Как меня бесит мой ноут! Он жутко тормозной!

– Как уроки? Тренировка?

– Умираю с голоду! Нет, правда, мам, я вчера даже распечатать домашку не смогла. Пришлось взять твой комп.

Эта красавица, любовь моей жизни, по которой я тосковала весь день, уже начинает действовать мне на нервы.

– «Макдоналдс»? – спрашиваю я.

– Агаааааа!

Меня уже давно не мучает совесть за эти послетренировочные набеги на фастфуды. Они ничуть не мешают моей дочери полноценно ужинать два часа спустя. Чарли ест минимум четыре раза в день и остается высокой стройной веточкой. У нее мой здоровый аппетит спортсменки и такие же рыжие волосы, а от отца она унаследовала глаза, меняющие цвет вместе с настроением. Серые – когда устанет. С фиолетовым отливом – когда всем довольна. Черные – когда очень зла.

Уже не впервые я жалею, что отец Чарли сейчас за тысячи миль от нас, на военной базе в Афганистане. Наша интрижка давно закончилась – еще до того, как я узнала о своей беременности. Впрочем, Чарли ничуть не волнует, что ее родители не были женаты. Подполковник Лукас Кокс исправно шлет деньги семье и всегда с нами на связи. Сегодня у них с Чарли, кажется, запланирован очередной разговор по скайпу.

– О компьютере поговорим потом, хорошо?

Нет ответа. Чарли пишет кому-то сообщение. Я молча трогаюсь с места: пусть ребенок придет в себя после восьми часов под ярким флуоресцентным светом, в течение которых она строила треугольные призмы и разбирала Шарлотту Бронте. Вчера Чарли бросила на диване раскрытую книжку (пошла посидеть в «Фейсбуке»), и я заметила, что у главной героини появились усики и рожки. «Она такой нытик, просто кошмар!» – ныла Чарли сегодня утром, набивая рот беконом.

Через несколько минут мы подъезжаем к закусочной.

– Что будешь есть?

– Уф-ф-ф-ф…

– Чарли, отложи телефон, нам надо сделать заказ!

– Ага! – весело откликается дочь. – Я хочу «Биг Мак» и «Макбук про»!

– Очень смешно.

На самом деле я люблю в ней эти черты – задиристое чувство юмора и уверенность в себе, умение рассмешить меня до слез в самый неожиданный момент. Ладно, пусть съест хотя бы половину бургера – а потом уж начнем Разговор. На серьезные темы мне проще беседовать с ней в салоне «Джипа», где мы вдвоем и нет других отвлекающих факторов: больше шансов, что мои слова попадут по адресу.

– Я передумала и решила принять участие в судьбе Террела Гудвина. Уже поговорила с его новым адвокатом. Известная криминалистка согласилась заново изучить улики. На этой неделе она взяла у меня образец ДНК.

Короткая пауза.

– Это хорошо, мам. Надо быть уверенной на сто процентов. Я же вижу, как ты переживаешь. Сейчас все больше людей выходят на свободу благодаря ДНК. Наша учительница по естествознанию рассказывала, что в Далласе самый высокий процент освобожденных смертников. А народ думает, нас хлебом не корми, дай кого-нибудь повесить. – Чарли сминает обертку от бургера.

– Только на пол не бросай, – машинально предупреждаю я. А сама думаю: разве дело не в том, что в Далласе больше людей попадает в камеру смертников?