Пётр Некрасов - Маньяк, похожий на меня. Детективные рассказы и повести

– Да я его убью вообще! – расхохотался Левин и, шурша «адидасом», кинулся Майю душить. – И тебя заодно! Когда ты успеваешь со всеми поговорить о сексе, несчастная?

– Соль просыплешь! Отвали от меня, Лев! Отвали! Тебе семнадцать лет! Ты идиот!

«Теперь понятно, как погибнут все шестеро участников первого и последнего похода в лес студии авторской песни „Бригантина“. Майя окажется задушена, а тело её – завернуто в зелёный полиэтилен и сброшено в речку. Его обнаружат много дней спустя, ниже по течению. В маленьком городке Твин-Пикс».

Саша Брославский завязал последний узел на сосновом сучке и для верности постучал по туго натянутому брезенту. Теперь в палатке можно жить.

«Славные они все ребята, – подумал Саша. – Умные, воспитанные, вежливые. И надо было этих славных ребят сразу гнать в шею, непосредственно с порога. Всех четверых…»

Они припёрлись позавчера, все вчетвером. Похожий на умную собаку Левин, Майя, очкастый Толя, которого по причине бороды и могучего сложения легко можно было принять за отца или даже деда всех остальных, хотя был он не старше Вади Марецкого. Золотистая гитара торчала над рыжим Вадиным затылком, как покосившийся нимб, и задевала за все двери.

Саша Брославский мирно сидел за столом в учебном классе туристического клуба и шил себе из верёвки страховочную обвязку для лазанья по скалам. Летом всегда можно выбрать день-два на подгонку экипировки, лишь бы никто не мешал.

– Привет! – нагловато помахал рукой Марецкий и, широко улыбаясь, пространно объявил: – Мы ваши соседи, из юношеской студии любителей авторской песни «Бригантина»!

– Вижу, – коротко сказал Саша Брославский. Ожидаемого восторга он не проявил, и это сразу задело Вадима Марецкого. Вадим погасил улыбку и суховато потребовал:

– Нам бы Аркадия Павловича повидать.

– Нету Аркадия Павловича, – сказал Саша. Руководитель турклуба Аркадий Павлович Коваль уже второй месяц лежал в больнице после очень неприятного инфаркта, но Саша плевать хотел на суеверия и постарался вложить в ответ побольше трагизма. Авось, извинятся и уйдут…

Не помогло.

– Мы знаем, что Аркадий Палыч болен, – сказала Майя с таким видом, как будто только что вернулась из операционной, – и желаем ему скорейшего выздоровления. Может, нам поможете вы? Мы, простите, не знаем, вашего имени-отчества…

– Моё имя-отчество – Саша Брославский, – сказал Саша Брославский. – Можно просто – Александр. Да вы присаживайтесь.

– Спасибо, Александр. «Бригантина» идёт в поход…

– Дело хорошее, – сказал Саша и потёр ладонью коротко остриженный затылок. Он сразу почуял, что дело пахнет керосином. Когда любители авторской песни собираются в поход, настоящему туристу лучше не находиться поблизости. Надо просто пожелать ребятам попутного ветра.

– Мы пришли, чтобы задать вам всего один вопрос: чего нельзя делать в турпоходе?

Левин сел напротив и смотрел на Сашу с той иронией, как обычно смотрят умные школьники на молодых учителей. Майя тоже села. Марецкий внушительно стоял, сунув руки в карманы, ибо не хотел снимать со спины красиво висящую гитару. Толя скромно отошёл к стене, протёр очки бумажной салфеткой, достав её из кармана, и теперь разглядывал мутные старые фотографии каких-то людей на лыжах.

– В походе нельзя играть на гитаре, – вежливо ответил Саша. – А лучше вообще её с собой не брать.

Улыбки окончательно исчезли с лиц непрошеных гостей. Они пришли, чтобы услышать какой-то совсем другой ответ, но Брославскому и на это, в общем-то, наплевать. Толя потёр бороду ладонью и осторожно уточнил:

– А почему?

– Как я понимаю, «Бригантина» идёт в поход впервые?

Не то чтобы Саша Брославский ничего не знал про студию юных бардов «Бригантина». Мудрено бы не знать. Её открыли в соседнем помещении три года назад. Присутствовало телевиденье, были аплодисменты и масса гостей. А всё потому, что у штурвала этой «Бригантины» стал Эдуард Мурашов – пожилой, но знаменитый. Уж на что Саша Брославский не выносит всякие песни под гитару, но и он не раз и не два слышал чуть надтреснутый, чуть ласковый голос Э. Я. Мурашова, записанный на магнитофонные катушки и бобины. И «Песенку про сосновые шишки», и, конечно, «Ласточка, ласточка». Ну что? Бывают и похуже песни.

Но вот с турклубом у «Бригантины» отношения как-то не заладились. Легендарный Э. Я. Мурашов был поначалу очень приветлив и всё планировал «совместный лесной фестиваль на Вуоксе», но вскоре обнаружил, что туристы попались неудачные – ограниченные, не понимающие романтики странствий и напрочь лишённые музыкального слуха. Его раздражало, что Аркадий Павлович Коваль, которого бард Мурашов сперва рассматривал как естественного соратника, почему-то отказывается брать «с собой на скалы» истеричных девочек, пишущих стихи о жестокости мира и готовности немедленно этот мир покинуть. Мальчиков в «Бригантине» числилось гораздо меньше, они ценились там на вес золота и вырастали наглые, с самомнением, вроде вот этого рыжего Вадима, у которого вид сейчас был такой, будто он вот-вот разобьёт гитару об голову. И не об свою.