Пётр Некрасов - Маньяк, похожий на меня. Детективные рассказы и повести

Миша Левин, возившийся у самых его ног с колышками, задрал голову. Хотел что-то уточнить. Но предпочёл молча перекреститься двумя перстами.

– А ты напрасно иронизируешь над чужой историей, Михаил! – немедленно отреагировал Толя и наконец-то уронил палатку на землю.

Саша Брославский попытался представить себе, как могучий бородатый Толя вздёргивает школьника Михаила на берёзу по религиозным соображениям. Получилось неубедительно: Толя не казался злым человеком, а берез в сосновом лесу не росло. Тем не менее, прервать дискуссию показалось явно на пользу.

– Эй! – окликнул спорщиков Саша, – вы что же с нею, бедной, сделали?

Уже вернувшаяся с хворостом Таня чуть вздрогнула, огляделась и только потом поняла, что речь о палатке, и подсказала негромко, как постыдную семейную тайну:

– Она всё время падает. У неё прутики не держатся.

– Там не нужны никакие прутики. Да положите вы её на землю, товарищи!

Саша, а вместе с ним и Таня дошли до рухнувшей палатки, вокруг которой в скорбном молчании стояли те, кто потерпел с ней полное фиаско.

– Ого! – восхитился Саша, вытаскивая из руин тоненькую хворостину, предназначенную для поддержания тяжёлой брезентовой крыши. – Это кто же это принёс?

– Брюс! – хором ответили Толя, Светлов и Левин.

Все посмотрели на склонившуюся над рекой ольху, куда знаток парашютных премудростей пытался в данный момент залезть «за ветками посуше».

– Дров больше не нужно, – предупредил Брославский. – Вон вы их сколько уже натаскали. Когда Брюс слезет с дерева, передайте ему это. Теперь насчёт палатки…

Майя потрошила рюкзаки в поисках съестного. Светлов стоял, скрестив руки и спрятав глаза под козырьком кепки, шевелил губами – повторял текст своей новой песни. Таня уныло кивала. Марецкий слушал плеер, а Брюс всё-таки оседлал нижнюю ветвь ольхи и размышлял, как бы вернуться на землю, не покалечившись. Левин просто лёг на траву, раскинул руки и закрыл глаза, очевидно представляя, что уже доехал до Израиля.

И только Толя стоял и слушал объяснения, почему важно, чтобы брезент палатки был туго натянут. Если бы не Толя, Брославский давно бы взял и сделал всё сам.

«Хреновый из меня наставник молодёжи, – думал Саша. – Толю я убью сам. Справиться с бородатым силачом будет непросто, но я позову его полазать по скалам и перережу страховочный трос. А потом пойду на шоссе и всё же поймаю попутку до города».

Дослушав объяснения, Толя поправил очки, вытащил топорик из дерева и отправился в лес искать для палатки такие подпорки, чтобы не гнулись, словно удочки.

– Соли нет, – упавшим голосом объявила Майя. – Лев, ты куда соль подевал?

И Вадя Марецкий тут же сорвал наушники с рыжей головы. Всё он прекрасно слышит, оказывается, никакой «Наутилус» этому не помеха.

– Как это – соли нет? – возмутился он. – Я для чего пять кило картошки на горбу тащил? Это во-первых…

– Как-нибудь без соли покушаешь, – сказал Виктор Сергеевич Светлов с видом человека, ответственного за всё, и за непозволительное поведение Вади Марецкого в том числе.

– Как-нибудь не покушаю! – Марецкий задрал рыжую голову, продолжая сидеть на земле, оглядел стоящих кругом и потряс наушниками с торжествующим и даже угрожающим видом.

– Может, нам теперь в город за твоей солью обратно съездить, Вадя?

– А что хочешь, то и делай! Только я картошку без соли – не могу! Я человек нездоровый, меня без соли вытошнит! Это во-первых…

Майя поморщилась. Таня спросила с видом трезвомыслящей, хотя и унылой лошади:

– Зачем же в город, Витя? Можно сходить в посёлок, где ты в детстве на даче жил.

В голосе обутой в тяжелые ботинки девушки неожиданно послышались нотки, которыми совсем уж взрослые женщины обращаются к бестолковому мужу в присутствии многочисленных гостей. Когда он, допустим, забыл купить для праздника майонез.

– Я из-за него вот, – Светлов кивнул козырьком своей кепки на сидящего под сосной, и казалось, что аист примеривается, как бы продырявить клювом ничтожную лягушку, – в поселок не потащусь! Чего тебе ещё, Вадя, принести? Горчицы, может быть?

– А я тебя и не просил ни о чём! – вконец обиделся Вадим. – И я тебе не Вадя, уважаемый Виктор Сергеевич!

Оба смолкли, тяжело дыша. Светлов играл желваками так, что кепка шевелилась на голове. Марецкий скоблил ногтями ствол сосны, рискуя уронить гитару, принесённую в лес, чтобы петь песни про искры над костром, про рассветы в лесу и, главное, про крепкую мужскую дружбу.