Марья Цепиш - Позови меня в дождь на речку

− Можно, я еще раз попробую? − также тихо спросил Стас и нежно потерся кончиком носа о мой, поцеловал мои закрытые веки, щеки и подбородок. Солнце будто вливалось в меня через макушку, быстро заполняя все тело, от кончиков мизинцев на ногах до самого верха. Оно будто стало выливаться из глаз, и я кивнула, положив ладони на его запястья.

− Расслабься и повторяй за мной.

Я снова кивнула. Опять его дыхание легонько ущипнуло меня за сердце, а губы нежно прикоснулись к моим. Снова тихий звук втягивающегося воздуха. Его губы приоткрылись, я повторила за ним. Моя верхняя губа оказалась между его, податливо проскользила вперед, в то время, как его нижняя губа оказалась между моими зубами. Нежное соприкосновение языков, плавные, долгие движения. Что-то пульсирует в обеих губах. Так странно. Будто во сне. Эй, а теперь-то уже считается, что я стала взрослой?

Стало вечереть, нужно было возвращаться домой. Моя ладонь в его руке. Ничего не хочется говорить. Мы просто смотрим друг на друга и улыбаемся, а в моих губах продолжает что-то легонько вздрагивать. Очередной закат, который мы встречаем вместе. Но он не такой, как предыдущие. И мы уже совсем другие. И от этого так хорошо, что ничего не хочется добавить.

Обратно в картинную галерею

Цепкая память развернула передо мной давнюю картину, настолько давнюю, что уже не осталось никаких вещественных доказательств той истории. Уже даже нет домов наших бабушек в деревне нашего со Стасом детства. А я, оказывается, все помню. И это выяснилось, когда увидела эту необычную родинку.

− А Вас случайно не Стас зовут? − Спросила я, прекрасно понимая, что передо мной лицо совершенно другого человека. Пусть, что настоящего Стаса я не видела больше десяти лет. Я бы узнала его и сейчас. Но здесь был абсолютно не он.

Мужчина улыбнулся и, наклонив набок голову, молча меня разглядывал. Его молчание стало меня раздражать. Он ведет себя так, будто у него есть какие-то гарантии, как у художников, на то, что все выйдет так, как ему нужно. Тогда я задала другой вопрос:

− Мы с Вами знакомы?

Он неожиданно дотронулся кончиком указательного пальца до моего запястья и медленно, будто дразня меня, произнес:

– У нас довольно интересный диалог, Кристина Юрьевна. Уже несколько минут. Вы же так долго и увлеченно с незнакомцами не разговариваете? Или все-таки разговариваете? Если да, то какой пример подаете детям, общаясь с неизвестными людьми, у которых на уме может быть все, что угодно.

Странный тип. Красивый, приятный, речь хорошо поставленная, слов затейливых много знает, интонацией балуется. Хитрит с первой секунды. Хочет казаться загадочным и очень осведомленным. Знает мое имя? Ну, это не великое достижение – наверное, услышал, как со мной мои школяры болтали. Чего ж ему надо-то? И почему именно от меня? О, и главный вопрос: что он делает в этой скучной галерее современного обезумевшего искусства?

− Всякое бывает, − пожала я плечами. − Может, сегодня вспышки на солнце, поэтому так произошло?

Я решила использовать против него его же оружие. Любит загадки и витиеватые кружева вместо привычных фраз − получай, фашист, гранату. Я скопировала его хитрую усмешку, бросила ее незнакомцу, резко отвернулась. Пусть смотрит, как красиво я умею ходить на высоких каблуках. Не просто ходить − уходить.

Если честно, я ждала, что он меня остановит. Догонит или хотя бы крикнет что-нибудь, желательно, что-то такое, чтобы стало ясно, что он расстроен моим резким уходом. Но нет. Я слышала только звонкие удары собственных тонких каблуков по полу галереи. Не стала оборачиваться, чтобы не выдавать своей заинтересованности и не будоражить свое воображение тем, как выглядит красивый мужчина, которого оставили без понимания того, интересен ли он как собеседник.

Мои подопечные уже почти не слушали экскурсовода, копались в телефонах и зевали. Мы досмотрели последние картины и гурьбой направились к выходу. Под воздействием воспоминаний, я почти забыла о незнакомце. Вечерние сумерки горели яркими уличными фонарями. Прохладный воздух колыхался от порывов ветра, густо терся о разгоряченное лицо и подергивал мои волосы. Захотелось горячего чая, с лимоном и медом. Зябкая погода с детства вызывала у меня такое желание − укутаться теплым пледом, смотреть в окно, в уютном блаженстве наблюдать, как дождь трясет ветки деревьев и брызгается водой в стекла, как прохожие прыгают через лужи и пытаются не уступить ветру зонты, которые он выдергивает из их рук, безжалостно выворачивает наизнанку.