Дмитрий Сафонов - Энские истории

Загородный дом Грязнова, а точнее будет сказать — настоящий особняк (с поправкой на некоторую аляповатость архитектуры), стоял на высоком голом холме. Монументальное кирпичное строение окольцовывал такой же солидный забор с острыми пиками наверху. Периметр тщательно контролировался скрытыми камерами слежения. Территорию охраняли собаки; писать на воротах, что они — злые, было по меньшей мере нелепо, потому что собаки были необычайно злые и к тому же прекрасно дрессированные.

Писатель нажал на кнопку переговорного устройства.

— Кто? — раздался жизнерадостный голос Грязнова.

— Это… Это мы, Александр Владимирович, — наклонившись к самому микрофону, ответил Писатель. — Откройте, пожалуйста.

— А я вас вижу, — засмеялся Грязнов. — Улыбнитесь, вас снимают скрытой камерой. Подождите, сейчас я за вами приду, — добавил он уже серьезно, — а иначе — собаки разорвут.

— Да уж. Они у вас свирепые; особенно Голиаф, — усмехнулся Писатель.

Радушный хозяин провел своих гостей в дом. На асфальтированной площадке перед крыльцом стоял черный "Мерседес" Сокольского.

На первом этаже дома помещались три большие комнаты: гостиная, библиотека и домашний кабинет Грязнова. Они связывались между собой дверьми; кроме того, из каждой комнаты еще одна дверь вела в общий коридор. Коридор этот огибал по периметру весь первый этаж; две лестницы вели наверх, под ними размещались разнообразные подсобные помещения.

На втором этаже располагались четыре уютные спальни: по две в каждом крыле; между собой они не соединялись.

В гостиной уже был накрыт праздничный стол; Грязнов радостно потер руки, словно в предвкушении чего-то интересного, и пригласил всех рассаживаться.

На столе стояло шесть приборов; больше никого не ждали. Грязнов со своей женой Светланой, Сокольский с Людмилой и Писатель с Мариной — вот и все.

Мужчины сняли пиджаки и сидели в одних рубашках; несмотря на вечер, было довольно жарко.

На Светлане красовалось изумрудно-зеленое платье с большими золочеными пуговицами; на запястьях — массивные золотые браслеты; на пальцах — золотые кольца; туфли с яркой позолотой и кремовые чулки с блестящей золотой нитью; Людмила была одета в бледно-розовое платье с глубоким вырезом; в талии крепко перехвачено широким белым поясом; такие же белые туфельки; чулки телесного цвета; пышная высокая прическа; на стройной обнаженной шейке — тонкая золотая цепочка.

Первый тост провозгласил хозяин. Он встал и, подняв бокал шампанского, заявил:

— Попрошу минуточку внимания! Сегодня, в этот особенный вечер, здесь, с нами, за этим вот столом, сидит человек, с которым я связываю свои самые сокровенные надежды. Я говорю о господине Писателе. Мне посчастливилось ознакомиться с его книгой, и — говорю вам без преувеличения — я был поражен той изобретательностью, с которой он плетет свои сюжеты. Я не мог упустить такой шанс; я собираюсь издать его книгу. Мы заключили договор. Но, потрясенный его талантом и отчасти — в счет аванса за новое произведение, я хочу преподнести ему подарок: от себя лично, и от вас, я надеюсь, хотя вы еще не знакомы с его творчеством, но наверняка скоро познакомитесь, — Грязнов перевел дух; эта путаная речь давалась ему с трудом. Он собрал кожу на лбу в мясистые складки: вспоминал, все ли сказал, ничего не забыл? Решил, что все. И, набрав в грудь побольше воздуха, закончил. — Я хочу подарить ему вот это, — он перегнулся через стол к Писателю и протянул ему маленький футляр, обитый фиолетовым бархатом.

Писатель поднялся со стула, громко ахнул, всплеснул руками; для пущей выразительности покачал головой и расплылся в широкой улыбке.

— Боже мой, Александр Владимирович! Неужели? Нет, этого не может быть! Глазам своим не верю!

Грязнов энергично встряхнул рукой с футляром: мол, бери, не тяни. Писатель осторожно взял его обеими руками и открыл; из-под мягкой крышечки брызнул сноп голубых искр; перстень был великолепен. Писатель тут же надел его на мизинец, а коробочку спрятал в карман.

— Если бы вы знали, Александр Владимирович, как я об этом мечтал! — запричитал он.

Грязнов сел на место и покровительственно махнул рукой: мол, чего там, носи на здоровье.

Выпили. Писатель тут же потребовал, чтобы все снова наполнили бокалы и предложил ответный тост: за нашего — воистину — драгоценного мецената!

Выпили еще раз.

Все сидевшие за столом были не на шутку удивлены: каждый хотя бы примерно представлял себе, сколько такая вещица может стоить. Но виду никто старался не подавать. Потребовалось какое-то время, чтобы разговор снова пошел обычным порядком.