Дмитрий Сафонов - Энские истории

— Ты чего цепь не надел?

— Да ну ее. У меня от этого золота вся шея синяя. Каждый день моюсь. Замучился уже.

— А-а-а… А у меня ничего, не пачкается.

— Моя старая тоже не пачкалась. А тут поменялись с одним: типа как побратались, ну и вот…

— Так забери назад.

— Уже не получится. Его в ней похоронили.

— Это кого?

— Да ты знаешь: Серегу с Северной улицы.

— А-а-а… Ну, его-то знаю. Как он?

— Да так, ничего… Поднялся. С "баблом" стало хорошо. Короче, все наладилось. Последнее время на "мерине" ездил. Старом, правда. Но все равно — на "мерине".

— А кто его замочил?

— Не знаю. Ребята разберутся.

— Это конечно. Слушай, а как его жена? Вертлявая такая? Ленка, что ли?

— Какая же она ему после этого жена?

— А кто?

— Вдова.

— А-а-а… Ну да. Теперь-то конечно. Ну и как она?

— Не знаю. Она на меня обиделась. Смертельно.

— За что?

— Да за ерунду. Пригласила на поминки. Мы с пацанами скинулись, чтоб семье помочь — все, как положено. Иду. Но, понимаешь, бабки бабками, а все равно: с пустыми руками идти — вроде как неудобно. Ну, я по дороге купил цветов и коробку конфет. Прихожу: цветы — в вазу, конфеты — на стол. А она как заревет! Что такое? А там, на коробке, написано "Поздравляю!". Ну, я ей объясняю, что коробки с надписью "Соболезную…" или там "Скорблю…" не было. И вообще, говорю: что за проблема? Пересыпь конфеты в тарелку, а коробку выкинь, чтоб глаза не мозолила. Нет, ревет! Ну, и больше не разговаривала со мной.

— Да-а-а… Выходит, любила, покойника-то?

— Может быть… Этих баб разве разберешь? Вот наш вагон. Билеты у тебя? * * *

Среди отъезжающих не было Профессионала.

Всем участникам этой милой забавы я сообщил одну и ту же информацию, однако план действий у каждого был свой.

Студент вел себя так, чтобы в любой момент можно было пойти на попятный. Он боялся принять какое-либо окончательное решение. Он отложил это на последнюю минуту, а пока — просто ехал в Москву.

Придурки, те совсем не колебались; неуверенность была им чужда органически. Но они не хотели затрачивать лишние силы на выполнение несложного и довольно обычного задания. С комфортом разместившись в четырехместном купе, они увлеченно гадали, кто будет их попутчиками. После недолгих споров был выработан оптимальный вариант: блондинка с пышным бюстом и пухлыми губами, а также полноватая шатенка с большими ягодицами и слегка кривоватыми ногами, но при этом чтоб была в длинной юбке с высокими разрезами по кругу. Сформулировав таким образом свои эстетические пристрастия, придурки уселись по разные стороны стола и стали увлеченно пялиться на дверь.

Профессионал решил действовать по-другому. Сразу же после нашего разговора он приехал домой, оделся в старую немаркую одежду, взял деньги на дорожные расходы и вышел во двор. В дальнем углу, рядом с трансформаторной будкой, стоял гараж: большая коробка, сваренная из листов толстенного железа; на его стены вечно мочились подвыпившие мужики. Профессионал отпер ржавый висячий замок и распахнул тяжелые ворота; тугие петли при этом противно заскрипели.

В гараже стояла пожилая "копейка"; весьма дряхлая на вид, но вполне еще живая. Профессионал сдернул брезентовый чехол, вышел на свет, окинул внимательным взглядом дворик, не заметил ничего подозрительного и снова вошел в гараж. Он отодвинул самодельный верстак и поднял два кирпича; достал из тайника сверток и быстро сунул его в машину. Затем он выкатил "копейку" из гаража, и уже на улице пустил двигатель. Машина почихала-почихала, да и завелась. Вскоре мотор уже гудел ровно, почти не издавая посторонних звуков.

Профессионал запер ворота, сел за руль и медленно тронулся с места. Он направлялся в Энскую городскую больницу; в свертке лежали пистолет и документы на другую фамилию.

Смеркалось. Он оставил машину на пустыре неподалеку от больничного забора; сначала хотел было поставить под фонарем, на конечной остановке автобусов, но передумал — уж больно освещенное место. С трех сторон пустырь окружали высокие колючие сорняки, с четвертой они росли немного пореже; между зелеными мясистыми стеблями с трудом петляла заросшая колея.

Профессионал огляделся, закрыл машину и, поднимая столбики пыли, медленно побрел к забору. Было тихо. Даже кузнечики, за день вволю настрекотавшиеся в сухой траве, теперь утомленно молчали, наслаждаясь вечерней прохладой.

Он сплюнул. Последние три дня он чувствовал горечь во рту. Да еще тяжесть под ребрами — с правой стороны. Сухая, шершавая печень при ходьбе больно царапала кишки и позвоночник. В его истории болезни по этому поводу было написано: "Прогрессирующий хронический гепатит, переходящий в цирроз, в стадии субкомпенсации. Заболел в 1984 году, будучи в служебной командировке на Ближнем Востоке, где выполнял особое задание правительства…" Врачи всегда много пишут: тоже мне, писатели! Если вычленить из этой информации здравое зерно, то получится следующее: ему оставалось два-три года.